Пропаганда преступная, термин, хотя и не фигурирующий официально в законе, но воспринятый авторами нашего нового Угол. Улож. в Объяснит. Записке к закону (т. II, стр. 213—214). Под понятие П. в законе подводятся:
1) «Оказание дерзостного неуважения Верховной Власти или порицание установленных Законами Основными образа правления или порядка наследия Престола» (ст. 128 Уг. Ул., которая в некоторых случаях может оказаться в идеальной конкуренции со ст. 103-й); 2) «возбуждение: а) к учинению бунтовщического или изменнического деяния (ст. 129 п. 1), б) к ниспровержению существующего в государстве общественного (а также, по разъяснению Сената по Уг. Кас. Деп. 1906/27, — государственного) строя (ст. 129 п. 2), в) к неповиновению или противодействию закону (п. 3), г) к учинению тяжкого преступления (п. 4), д) к нарушению воинскими чинами обязанностей военной службы (п. 5), е) вражды между отдельными частями или классами населения, между сословиями, или между хозяевами и рабочими» (п. 6); 3) «составление сочинений или изображений, ст. 128 и 129 указанных, а также размножение, хранение или провоз их» (ст. 132). Последнее деяние должно быть рассматриваемо собственно, как приготовление к П.
Законодательные мотивы, в согласии с теорией и практикой, устанавливают в виде общего обязательного условия наказуемости П. публичность ее.
Поэтому способами учинения этого преступления являются: «произнесение или чтение речи или сочинения или распространение или выставление сочинения или изображения» (ст. 128 и 129). По отношению к чтению сочинения и произнесению речей публичность должна означать нахождение на месте толпы или более или менее значительного числа посторонних лиц, но по отношению к выставлению публичным будет и выставление в публичном месте, хотя бы в момент выставления там и не было никого (см. Объясн. Зап., т. II, стр. 206). Иначе говоря: деяние только тогда может считаться совершенным публично, когда оно могло быть замечено неопределенным числом лиц, при чем такое обращение к заранее не ограниченному и неопределенному числу лиц входило именно в намерение обвиняемого. На этой — единственно правильной точке зрения — стоял вначале и Сенат, который находил (реш. Уг. Кас. Деп. 1905/2), что когда сочинение передано одному или многим лицам доверительно, то деяние не наказуемо, хотя бы впоследствии, но без ведома и намерения обвиняемого, оно и стало достоянием неопределенного числа лиц.
В последние годы однако Сенат отступил от этой практики. Между прочим, Сенат признал подходящими под 129-ю ст. также речь адвоката на суде (известное дело Гиллерсона) и даже распространение отчетов о заседаниях Гос. Думы, если — при наличности состава преступления — в них допущено „изменение в количественном или качественном отношении“ (Уг. Кас. Деп. 1907/25). Этим решением стирается грань, которая существует между П., как деянием, направленным к возбуждению умов, и исполнением кем-либо возложенных на него законом обязанностей. — Кроме П., караемой ст. 128 и 129 Уг. Ул. только при условии ее публичности, закон (ст. 130 и 131) облагает наказанием и непубличную П., когда объектом такой П. является: „сельское население, войска, рабочие или вообще такие лица, в коих эти учения или суждения не могли бы встретить надлежащего противодействия“. Так как в законе нет ближайшего определения ни одного из перечисленных объектов непубличной П., то применение ст. 130 и даже 131 (где говорится специально о П. среди войска) на практике должно наталкиваться на непреодолимые затруднения и определяется всецело усмотрением суда; впрочем, эти статьи на практике и применяются очень редко. — Со стороны субъективной П. во всех ее видах, по мысли авторов закона (Объяснит. Зап., т. II, стр. 207), предполагает обязательно, что виновный не только знал о противозаконности содержания преступного сочинения, но именно имел цель возбудить своею П. к перечисленным в законе деяниям. Т. е. П. только тогда имеется налицо, когда у обвиняемого были и умысел и цель возбуждения. Последний признак — цель П. — не был включен в текст закона по представлению мин. юст. в Гос. Сов. (от 14 марта 1898 г.), который находил включение ее излишним, т. к. при доказанности умысла П. едва ли может преследовать иную, кроме преступного возбуждения, цель. В первый год применения нового Уг. Ул. Сенат неуклонно проводил мысль авторов закона о том, что „отсутствие цели П. исключает всякую возможность“ применения к обвиняемому карательного закона (реш. Уг. Кас. Деп. 1905 г. №№ 2, 5 и 6). Но уже в следующем году Сенат отказался от этой мысли и признал (реш. по делу Ходского) наличность 129 ст. даже в том случае, когда установлено, что обвиняемый не только не желал распространения воззрений, изложенных в распространенном им сочинении, но, и будучи не согласен с ними, напечатал их только для того, чтобы вслед затем начать их опровергать. Эта новая практика Сената с тех пор считается незыблемой и получила дальнейшее развитие в том направлении, что ответственным по 129-й ст. оказывается ныне даже коммерсант-книгопродавец, если в проданных им сочинениях содержится состав преступления (реш. 4 отд. Уг. Кас. Деп. по дд. Ратнера и Гурова). Т. о. по теперешней практике судебных мест субъективный момент в учинении преступления П. фактически совсем отпадает: раз сочинение объективно содержит в себе состав преступления, караемого по 128 или 129 ст., то тем самым как бы презумируется, что тот, кто его распространял, знал о его преступном характере и желал достижения преступно-пропагандистских целей (см., напр., реш. Гл. Воен. Суда 1908/66).
Наказание за П. установлено в законе различное, в зависимости от того блага, на которое покушается виновник П. Высшее наказание — ссылка на поселение с лишением всех прав состояния — установлено за оказание дерзостного неуважения Верховной власти (ст. 128) и за возбуждение к бунту и смуте (пп. 1 и 2 ст. 129), а также за возбуждение воинск. чинов к нарушению ими обязанностей военной службы; во всех этих случаях наказание может быть понижено (ст. 53) до 1 года крепости без лиш. прав, но оно может быть и возвышено до 8 л. каторги, если виновный возбуждал действовать способом опасным для жизни многих лиц или, если последствием возбуждения было учинение тяжкого преступления. За другие виды П. наказание колеблется от 6 лет испр. дома до простого ареста сроком на 1 день (при смягчении); последний, впрочем, может быть назначаем только за возбуждение т. наз. «классовой вражды» (п. 6 ст. 129). Составление и хранение пропаг. сочинений наказывается крепостью от 2-х недель до 2-х лет (ст. 132). — Наказуемо и покушение на П., предусмотренную ст. 129-й, хотя, как было замечено уже в свое время при обсуждении проекта Угол. Улож. Фойницким и Тальбергом, покушение на деяние П. представляется совершенно не состоятельным юридически понятием. В самом деле, П. сама по себе есть не что иное, как приготовление к другому преступлению — бунту, измене, смуте; наказуемость же «приготовления к приготовлению» есть юридический non sens; на практике покушение на П. конструируется, напр., в случае задержания на почте предназначенного к распространению преступного издания и т. п.
По своей юридической природе преступление П. ближе всего подходит к понятию подстрекательства: общим родовым признаком обоих видов преступлений является то, что они всегда конструируются как интеллектуальное, а не физическое виновничество. Но в то время, как подстрекательство предполагает обязательно возбуждение определенных лиц к определенному деянию и обусловливает наказуемость подстрекателя совершением преступления тем физическим виновником, которого подстрекали, при П. всего этого не требуется. Здесь карается одно только «возбуждение страстей», «проповедывание идей». Таким образом преступление П., будучи конструировано как delictum sui generis в действующем праве, de lege ferenda должно исчезнуть из уголовного кодекса, как понятие, юридически недостаточно выдержанное, политически же — дающее простор к наложению суровых кар за «возбуждение страстей» и «проповедывание идей». — В своем современном построении преступление П. воспринято почти всеми европейскими законодательствами (германским, австрийским, венгер., голланд., итальянским); особняком стоит здесь французский уголовный закон (от 18 мая 1881 г.) и бельгийский кодекс, которые почти устраняют различие между П. и подстрекательством и, за некотор. исключениями, карают виновника П., как и подстрекателя, только тогда, если прямым и непосредственным результатом П. явилось совершение к.-л. преступления. Наиболее полно и всесторонне учение о П. разработано в германском праве и в литературе германск. уг. права. Из германского кодекса нормы о П. были целиком почти восприняты и нашим новым Уг. Улож., которое прибавило к ним непубличную пропаганду и устранило, как указано выше, указание на необходимость цели возбуждения. Действовавшие до введения Уг. Улож. соответствующие статьи (251 и 252) Улож. о нак. 1845 г. характеризовались, как и весь этот устарелый кодекс, крайней бессистемностью и отсутствием юридически-конструктивной цельности, при чем наказание за П. было гораздо суровее, чем теперь. С отменою этих статей, в Улож. о нак. ныне остались три статьи о П., введенные законами 24 ноября 1905 г. и 8 марта 1906 г. Первая из них — ст. 10343 карает за возбуждение к стачке в правительственных предприятиях (наказ. от 8 мес. до 1 г. 4 мес. тюрьмы), вторая — ст. 10344 за возбуждение к забастовке в уч. завед. или к устройству скопища (наказ. max. — 8 мес. тюрьмы, min. — денежн. взыск. не свыше 300 р.), третья — ст. 3282 — за возбуждение к бойкоту выборов в законод. учрежд. (тюрьма от 4 до 8 мес.).
Литература: «Объяснит. Зап. к проекту Уг. Ул.», т. II; Кулишер, «6 п. 129 ст. Уг. Ул.» («Право» 1908, 49); Левин, «Дерз. пориц. Верх. власти» (ib. 1908, 43); Малянтович, «К толкованию 2 п. 1 ч. 129 ст. Уг. Ул.» (ib. 1906, 15); Новиков, «К толкованию ст. 129 Уг. Ул.» (ib. 1909, 25); Полянский, «Гос. прест. по Уг. Ул.» (Рус. гр. межд. союза кримин., общ. собр. гр. в Москве 1909 г., стр. 183—239) и Урысон, о том же (ib., стр. 240—290); Рапопорт, «Речь адвоката и угол. закон» («Вестн. пр. и нот.» 1910, № 3).
А. Рапопорт.