Иезуиты. Название И. было дано членами ордена общества Иисуса его противниками: Кальвином и парижским парламентом (1552 г.). Иначе называли они себя сами: на тридентском соборе они выступали, как „клирики общества Иисуса“; раньше основатель ордена Лойола дал ему титул „фаланги“, а затем „общества“, societas, переводя так испанское слово „compaña“, когорта, выразив этим совершенно ясно сущность и характер основываемого им сообщества и цели, к которым он стремился. Не монашеский орден, подобный существовавшим уже или возникавшим в XVI в. и преследовавшим специальные, определенные цели, пытался создать он, а нечто новое, правда, всецело коренящееся в прошлом, призванное поддерживать и охранять это прошлое, во всех его проявлениях, но в то же время приспособленное к новым условиям жизни, к той борьбе, какую начали против средневекового старого порядка деятели Возрождения, первые провозвестники скептической мысли нового времени и творцы реформационного движения. Нападениям на существующий строй в лице нового ордена противопоставлена была не одна простая защита, а выдвинута ярая аттака, неизбежно придавшая сообществу Иисуса боевой характер, — характер войска или армии, борющейся за старое, за полное восстановление и распространение во всей полноте старого порядка: господства папы и церкви, и это всякими средствами, всевозможными путями, во всех сферах жизни. Отсюда, и универсальность, и космополитический характер нового ордена, созданная им и доведенная до крайних пределов перенесенная в духовную сферу военная дисциплина, система дрессировки всех членов сообщества, гибкость, изворотливость и беспредельная приспособляемость; отсюда и приемы в борьбе, ярко напоминающие приемы тайных сообществ, превратившие орден в душу католической реакции XVI в., а позже и реакции вообще.
На всем этом, на организации и духе ордена, отразились, в немалой степени, и личные качества и условия жизни основателя его, и, преломившись затем в той новой среде, куда из Испании явился Лойола, где ему пришлось действовать и где выработаны были основы его „compaña“ (в Италии), они-то и придали ордену его специфический характер. Почва существовала: движение и религиозное и умственное XVI в. затронуло лишь часть общества. Остальная часть все еще продолжала оставаться во власти и под влиянием старых воззрений, старой веры, старых привычек мысли, безразлично и в отсталой Испании и в передовой Италии.
Тринадцатый по счету ребенок бедной дворянской семьи, Игнатий Лойола родился (1491 г.) в области, которая играла видную роль в вековой борьбе католицизма с маврами, где все было пропитано воспоминаниями об этой борьбе (Бискайя), — области, чуждой всего того, что совершалось в остальном мире. Из семьи он вышел тем, чем выходили его сверстники, невежественным, но преисполненным той гордости и того тщеславия, которыми отличались испанские кабаллеро, с ярко выраженным честолюбием, стремлением играть роль, быть первым, стать рыцарем в духе средневековых рыцарских романов. Юношей попал он в придворную среду, как паж у кастильского короля, и здесь уже выдвинулся он и своим упорством, силой воли, непреклонностью в достижении цели своего честолюбия. Он сделался любимцем дам, пользовался большим успехом, вел веселую жизнь. На 20-м году жизни Лойола меняет карьеру придворного на карьеру военного, и здесь сразу же его честолюбию открывается широкая арена — он обнаруживает способности воина, не знающего страха, быстро выдвигается вперед. Ему поручают защиту Пампелуны, где его упорство и страсть к военной дисциплине проявляются во всем блеске. Рана в ногу, долгая болезнь, повлекшая уродство (он сделался хромым) и преждевременную старость, разбили его мечты. Пришлось отказаться и от успехов среди дам и от блестящей военной карьеры. И он ищет новую арену деятельности, новое поприще для своего честолюбия и неисчерпаемой энергии. На одре болезни он поглощает целую литературу духовных книг, житий святых, мистических творений и возвращается в жизнь уже новым человеком. Образ св. Петра и его подвигов — его идеал, и всю силу своих воинских качеств и привычек он обращает теперь на другое — на борьбу с неверием, на обращение неверных. Лойола идет в монастырь и предается с тем же упорством, с той же энергией до самозабвения посту, молитве, самобичеваниям и истязаниям, чтобы быть достойным служения божеству. Он доходил до галлюцинаций, видел небесные силы, слышал их приказы и, полный веры в себя, в свои силы, исполняет обет: отправляется, побираясь, как нищий, в Палестину, чтобы обратить турок в католицизм. Языка он не знает, в богословии знаний почти никаких, но он слышал голоса свыше и верит, что совершит чудеса. Из-за его полного невежества в языке и в богословии ему отказывают в разрешении проповедывать, сажают на корабль, и он вынужден вновь вернуться в родные края. И вот тридцатитрехлетним человеком он с прежним упорством берется за науку, за латынь, учится в Барселоне, затем в Алкала и Саламанке, не переставая в то же время проповедывать и создавать приверженцев. Его подозревают в ереси, предают суду инквизиции; ему приходится сидеть в инквизиционной тюрьме, но он не падает духом, его энергия не ослабевает. Так же упорно он и учится и проповедует, покидая один город и возобновляя работу в другом. Его друзья и приверженцы оставляют его. Его план обращения неверных не находит поддержки, и он ищет новой среды, новых людей, с которыми он мог бы выполнить поставленную себе цель. В 1598 г. он уже в Париже, куда он прибыл пешком. Здесь он вынужден начать свое учение с начала, поступить в коллегию для изучения латыни, но здесь, искушенный опытом в выборе людей, он вырабатывает свою систему отыскивания надлежащих личностей, которую он применил и позже, и здесь удается ему, после невероятно упорного труда, добиться звания магистра теологии и создать кружок лиц, которых он самым тесным и неразрывным образом связал с собой и с задуманным делом. То были Пьер Лефевр из Савойи, Франсуа Ксавье (Франциск Ксаверий) из Наварры, Яков Лайнес из Альмасана в Кастилии, Альфонс Сальмерон из Толедо, Бобадилья из Валенсии и Симон Родригес из Португалии, своими качествами вполне оправдавшие надежды, возложенные на них. Положиться на них он мог, и решение итти проповедывать неверным было принято. Ждали только окончания занятий в университете и получения сана для права проповедывания. 3 года спустя (1537 г.), все они уже в Италии, в Венеции, с твердой решимостью ехать в Палестину для выполнения того, что там неудачно пытался создать раньше Лойола. Но такая же случайность, какая превратила Лойолу из воина светского в воина духовного, сказалась и здесь. Отправиться в Палестину оказалось невозможным: война Венеции с турками поставила неодолимые препятствия задуманному предприятию. Пришлось остаться в Италии, опять заняться проповедями, работой в больницах по ухаживанию за больными. Получение священнического сана облегчило их деятельность; они разбрелись по разным итальянским городам и в один и тот же день начали проповедывать. Но здесь-то более, чем в Париже, Лойола понял, какие глубокие корни пустили реформация и ересь, здесь воочию предстала пред ним картина полного разложения папства и церкви. Новые горизонты, новая арена открылась пред ним, и осенью 1537 г. он собирает своих последователей в Виченцу. Пребывание в Италии уже сказывается заметно на нем. Уже не обращение неверных турок является для него целью жизни и деятельности. Он предлагал отложить его и заняться более важными делами, делом спасения католицизма и папы, итти в Рим и добиться разрешения посвятить себя целиком делу папства и церкви. Здесь-то было принято и его предложение создать и организовать „Иисусову фалангу“, духовное войско для борьбы с ересью и нечестием. Только уже в Риме, при помощи Лайнеса, патера Ортиса, посла Карла V при папе, и др., после долгого обсуждения, выработаны были и первые основы устава нового ордена. Немало препятствий пришлось преодолеть, немало усилий пущено было в ход, чтобы склонить кардиналов к одобрению устава нового ордена, но, наконец, удалось представить его папе Павлу III. „Это перст Божий“ (digitus Dei est hic), воскликнул папа, прочитавши устав, и он не ошибся в предсказании того значения, какое получил орден в жизни и развитии Европы. В 1540 г. устав был утвержден, и Лойола мог праздновать полную победу. Влияние его росло, число приверженцев множилось, и привилегии посыпались на его орден одна за другой. Первоначально новому ордену дано было право принять в свою среду не более 60 человек. 2 года спустя, в 1543 году, новой буллой Павел III разрешил принимать ордену и его главе, Лойоле, избранному в 1541 г. генералом „Общества Иисуса“, столько членов, сколько угодно. Более того, Лойоле и будущим генералам предоставлено было право, с согласия главных членов ордена, изменять, отменять, дополнять и вновь издавать уставы общества, издавать правила, которые должны иметь всю силу закона, как и изданные и утвержденные раньше, даже хотя бы папа и не знал об их существовании (булла Injunctum nobis). В 1545 г., несмотря на жалобы и протесты духовенства и епископов, права ордена были расширены и дали ему в руки еще более могущественные средства для борьбы и влияния. И. не только дано было право проповедывать везде и всюду, но и исповедывать и разрешать грехи, освобождать от наказаний, наложенных церковью, разрешать от клятв и обетов, изменять цель этих обетов, исполнять все требы, без согласия на то даже местного епископа. В 1549 г. ордену дана была новая булла, которую члены Общества Иисуса называли „великим морем их вольностей“. Власть генерала еще более расширена. Если для „вящей славы Божией“ (ad majorem Dei gloriam) он найдет полезным дать поручение или назначение кому-либо из членов Общества, уже получившему таковые даже от самого папы, то он обязан подчиниться беспрекословно приказу генерала. С этого последнего, как и с других высших чинов ордена, снята была обязанность уступать своих членов в распоряжение высших чинов церкви, несмотря ни на какие их приказы, и сохранять полную власть над теми из членов, которых они уступят по доброй воле. Исповедываться члены Общества Иисуса получили право только исключительно у генерала или у уполномоченных им на то лиц; даже издано было запрещение исповедываться им у членов других орденов. Генералу, далее, предоставлено право посылать признанных им подходящими для этого в любой университет на кафедры богословия и иных наук, без испрашивания на то чьего-либо согласия. Ему же, как и другим высшим чинам, дано право посвящать в священники и употреблять на дела ордена всех и каждого, не исключая незаконнорожденных и преступников, за немногими исключениями. Да, кроме того, генералу дана власть самому, либо по его полномочию, разрешать всех членов Общества Иисуса, как равно желающих вступить в него или служить ему в мире, от всех грехов, совершенных ими до или после вступления в орден, даже от церковного отлучения. Ему разрешалось давать полную индульгенцию тем, кто посетил в назначенный им день ту или иную церковь. Права генерала уравнивались с правами папы в юбилейные годы. И генералу и членам воспрещено было принимать какие бы то ни было должности в церкви без согласия конгрегации или генерала, но зато они все, все Общество было поставлено в полную независимость от всех чинов церкви. Отлучать от церкви члена общества воспрещалось и епископам и прелатам, и все члены и их имущества, доходы и владения были изъяты из-под суда и надзора епископов. Обратно: епископам было приказано исполнять все требования ордена, посвящать без замедления членов О. И. в священники, освящать все иезуитские церкви и кладбища и ни под каким видом не чинить препятствий или воспрещать строить здания, церкви, устраивать кладбища и т. п. Как особая привилегия, членам О. И. дано исключительное право служить обедни и давать причастие и там и в тех случаях, где и когда наложен папский интердикт. Освобожден был, равным образом, орден от платежа десятины, даже папской, и от внесения пошлин с имуществ и владений созданных им коллегий. Получение орденом зданий или имений разрешено было без испрашивания на то особой папской грамоты. Наконец, все дарованные ордену привилегии поставлены были под особую охрану папской власти, и всем духовным и светским властям воспрещалось, под угрозой отлучения и даже светского наказания, малейшее препятствие, какое оказали бы они ордену при пользовании им его привилегиями. При новом папе, Юлии III, Лойоле удалось добиться и еще одной привилегии, обеспечивавшей ордену широкую возможность забрать в свои руки дело воспитания. Буллой 1552 г. было постановлено, что, в случае отказа со стороны ректоров университетов, при которых находятся иезуитские коллегии, дать ученику этих коллегий степень доктора философии и богословия, высшим чинам ордена или ректору коллегии с согласия трех докторов предоставляется право давать ученую степень и помимо университета. Для коллегий, существовавших в городах, где не было университетов, в выдаче диплома была предоставлена полная свобода, — свобода, избавлявшая искателя степени от прохождения университета. Одним почерком пера иезуитские коллегии были сравнены с высшими учебными и учеными учреждениями. Рядом шло освобождение членов Общества И. от разных монашеских обетов, от присутствия на „часах“, от обета нестяжания для тех, от которых польза церкви требовала жизни среди богатых людей, и т. п. Наконец, уже при Григории XIII, на орден распространено было право пользоваться всеми привилегиями, и уже существующими, и теми, какие могут быть даны в будущем всякого рода иным орденам, и дана полная свобода предаваться занятиям торговлей, банковскими делами и т. п.
Этими и рядом других привилегий орден превратился очень быстро в настоящее государство, в независимое целое в среде церкви, независимое во многом даже и от самого папы. Ему предоставлена была полная свобода действий, самая широкая полнота власти, которая вся сосредоточивалась в руках генерала.
И эти привилегии получались не даром. Для папской власти, окруженной в XVI в. врагами, опасавшейся гибели, колебавшейся даже пред перспективой реформ, сделок и уступок с противниками, представилось в лице ордена такое орудие, какого она еще не имела в своих руках ни разу. И уже первые шаги нового ордена показали всю силу и энергию его в деле борьбы. В год смерти Лойолы орден насчитывал уже около тысячи членов (при 35 профессах), арена деятельности и влияния ордена распространялись на 12 провинций, и целый ряд коллегий уже действовал в видах приобщения к лону католической церкви. И затем, рост иезуитизма шел, все более и более усиливаясь. В 1574 г. в руках ордена было уже 125 коллегий, в 1608 — 306, в 1616 — 372, в 1687 — 578, а число всех членов к началу 30-лет. войны равнялось 13 тыс., а к половине XVIII в. возросло до 22 тыс. человек, с последовательным увеличением числа профессов, т. е. полноправных членов Общества. Раньше всего орден успел укорениться в Италии, Португалии и Испании. Здесь уже при жизни Лойолы создалось и наибольшее число областей, провинций, управляемых уполномоченными от шефа ордена, — их было 3 в Италии и 7 в Испании и Португалии. Но и Германия не осталась без их влияния уже в первые же годы основания ордена. Туда были посланы члены ранней „фаланги“, Бобадилья и Леже, а в Баварии и затем в Австрии иезуитам удалось одержать крупные победы. Им удалось подчинить полному своему влиянию в Баварии Вильгельма IV и Альбрехта V, завладеть умом и душой австрийских эрцгерцогов, представителей германской имперской власти, и захватить в свои руки университеты в Ингольштадте и затем в Вене, — эти рассадники, позднее, деятелей 30-летней войны. Прага, Ольмюц, Брюнн, Торнау подверглись той же участи и сделались центром иезуитской пропаганды и иезуитского обучения. Позднее, после 1561 г., Инсбрук и Галль попали под их влияние. В зап. Германии рассадником ордена был Кельн, откуда иезуитский орден распространил свое влияние и свои коллегии в Антверпен, Лувен, С. Омер, Камбрэ, Дуэ, Турнэ. Еще ранее основаны были коллегии в Аугсбуре, Вюрцбурге, Ашафенбурге, Майнце, Трире, Шпейере, затем Гильдесгейме, Мюнстере, Падерборне и т. д. Меньше были в начале, успехи И. во Франции, где парламент и Сорбонна выступили решительно против ордена, объявили его бесполезным и всячески пытались противодействовать ему, но уже при Карле IX И. удалось основать коллегию в Клермоне, и с того времени их влияние стало расти все более и более. Религиозные войны и образование католической лиги открыло их влиянию широкую арену для вмешательства и даже руководства политической жизнью страны, которую они мечтали подчинить власти Филиппа II. Покушение Шателя на жизнь Генриха IV прервало временно их деятельность. Они были изгнаны из Франции, но вернулись в 1603 г. обратно, один из членов ордена стал духовником Генриха IV, и уже при нем 35 иезуитских коллегий было основано в разных местах Франции. Убийство Генриха IV Равальяком не повлияло на их судьбы во Франции. Публично они осудили учение о тиранноубийстве, в создании которого участвовали сами, и остались неприкосновенными в стране; даже более того, им удалось забрать в руки Людовика XIII, а затем и Людовика XIV, как и австрийских императоров. Ad majorem Dei gloriam, их усилия и их растущее влияние нанесли Франции один из самых тяжелых ударов по своим последствиям для страны. После долгих усилий им удалось добиться отмены Нантского эдикта и изгнания гугенотов из Франции. Пытались иезуиты укрепиться и в Англии, наводнили Ирландию и самую Англию. Но действовать открыто они здесь не могли. Для влияния на Англию они создали специальные национальные коллегии в Риме, Реймсе и Дуэ, и оттуда шли прямо в Ирландию их эмиссары, с энергией и неустрашимостью, достойными лучшей участи, без страха перед преследованиями и смертью. Уже в 80-х годах XVI в. в Англии было до 300 тайных И. Влияние И. и их пропаганда распространялись и на Швецию, где Поссевину удалось овладеть королем, но без заметных результатов в стране, и на Польшу и Литву, где в 1561 г. И. встретились с сопротивлением варшавского синода, но 3 года спустя, в 1564 г., уже открыли первую коллегию в Брунсберге, а затем в 1566 г., в Пултуске и вскоре, благодаря поддержке Стефана Батория и Сигизмунда VIII, в состоянии были придать совершенно новый характер стране, превратить ее в ярого пионера католицизма. Пытались они, уже в начале XVII в., осуществить излюбленную мечту своего основателя: проникнуть в Турцию. Уже в Галате была основана ими даже коллегия, хотя просуществовала недолго. Не меньшие успехи оказал орден делу католицизма и вне Европы, куда были посланы уже при Лойоле миссионеры, между первыми и выдающийся член Общества, Ф. Ксавье, действовавший в Ост-Индии и Японии. Проникли И. и в Китай, и в Абиссинию, и в С. Америку, так же как и в Южную, где создали целое типично-иезуитское государство, Парагвай.
В течение менее, чем столетия, „Общество Иисуса“ одержало крупную победу над протестантизмом. В тот момент, когда орден был создан, когда Лойола явился к папе, предлагая ему свою помощь, положение католицизма и папства было отчаянное. Протестантизм увлек за собою массы, везде находил приверженцев и последователей. Но с 40-х и 50-х годов „его победоносное шествие было сразу остановлено, с головокружительной быстротой он откинут от подошвы Альпов к берегам Балтийского моря“. Борьба была борьбой не на жизнь, а на смерть, и все силы, все средства должны были быть пущены в ход для одержания победы. И условия времени и организация борющихся сил неизбежно должны были привести к временной победе ордена. Психология масс того времени была сразу же учтена орденом. Простоте и суровости реформаторских церквей, орден противопоставил пышность, роскошь и блеск своих храмов; он бил на привлечение масс блестящими процессиями, которыми Лойола сразу же наполнил Рим, когда явился на помощь папе. Все, что действовало на чувства, на суеверия и возбуждало их, что влияло на фантазию, было пущено в ход. Создавались и раздавались повсюду мощи, реликвии, организовывались паломничества к святым местам, вырабатывался культ и Богородицы и святых, доводивший до галлюцинаций, до эротизма и возбуждавший энтузиазм и веру. О реформе в церкви, об отмене самой малой подробности в культе иезуиты не допускали и мысли и все усилия направили к тому, чтобы истребить самую мысль о реформе. Главари ордена, посланные на Тридентский собор, Лайнес и Сальмерон, блистательно справились с этой задачей. Если в ордене сконцентрировалась вся сила и вся сущность католической реакции XVI и XVII вв., если та цель, которую он выдвинул — завоевание европейского общества и подчинение его власти и влиянию католицизма и папства в их средневековой форме — была временно и в значительной мере достигнута, то это, главным образом, благодаря организации Общества Иисуса, выработанным им разнообразным приемам действия и влияния, — приемам, открывавшим широкий простор для деятельности в его среде самым разнообразным характерам, самым различным способностям.
Вся суть заключалась в той дисциплине, чисто военной, которая создавала единую душу во всех членах общества, от высших до низших, которая подчиняла всех воле одного, направлявшего всю созданную стройную армию в борьбе ее с врагами церкви. В организации этой не было места для свободы: все до одного, как бы различны они ни были по характеру своему, подвергались одинаковой дисциплине, одинаковой директиве, поведение каждого находилось под постоянным, неусыпным надзором и контролем, никакой поступок, никакое действие, никакая мысль не могли совершиться или возникнуть без ведома братьев ордена. Большего „единства“ достигнуть было вряд ли возможно, и такое то единство и было достигнуто, превратило общество в страшную боевую силу, тем более опасную, что во многих отношениях орден являлся скорее тайным обществом, чем духовным учреждением, окружал себя тайной, как общество, стоявшее de facto вне какой бы то ни было власти, которой оно было бы действительно подчинено. Только высшим чинам ордена, прошедшим целую серию ступеней в ордене, были открыты тайные правила и главные цели Общества: неофитов, всех испытуемых, подготовляемых, держали в стороне и вне того, что творилось на верхах.
Во всем, что касалось управления и направления общества, сказывалось ясное стремление придать ему строго военный характер, — характер абсолютного монархического режима. Во главе, как военачальник, поставлен генерал, избираемый пожизненно генеральной коллегией высших чинов ордена, и ему дана была самая широкая, почти неограниченная власть по всему ордену и над всеми его членами, которые обязаны были чтить его и слепо повиноваться ему. Правда, к нему приставлены четыре ассистента и „monitor“, генеральный исповедник, составлявшие его тайный совет. Но их роль — чисто совещательная. Им предоставлено было право делать ему представления и предостережения чрез духовника, они обязаны были помогать генералу советами и делом, но их мнения не были обязательны, и с течением времени роль их, особенно при Аквавиве, потеряла серьезное значение. Все дела сосредоточивались почти исключительно в руках одного генерала, который мог следить за всем, что творится во всех уголках мира, так как все обязаны были представлять отчеты буквально обо всем происходящем в ордене: отовсюду посылались генералу сведения о каждом члене ордена, его поступках, поведении и т. д. Никакой монарх в мире не мог иметь таких сведений, как генерал иезуитов. Генерал знал все, что каждый делал и думал, потому что от верху до низу в ордене все было основано на надзоре, взаимном шпионаже. У генерала был для этого monitor (в случае преступлений генерал мог быть смещен созванной монитором и ассистентами конгрегацией, но такого случая ни разу не было); у каждого чина, стоявшего ниже генерала, были свои monitor’ы, а затем все и каждый следили друг за другом: душа и совесть каждого должны были быть открытой книгой.
Генералу принадлежало право создавать провинции и назначать начальников провинций, провинциалов, пользовавшихся в пределах своей провинции такой же неограниченной властью, как и генерал ордена, хотя они были ответственными пред ним за каждое действие и обязаны были по важнейшим делам испрашивать мнение у генерала. Как и при генерале, и при них с теми же функциями состояли ассистенты и monitor. Провинциалу предоставлялось назначать в коллегии надзират. и экономов; он обязан был следить за состоянием провинции и ее учреждений, за ходом воспитания, за учащими и учащимися и обо всем доносить и доносить. Непосредственно за провинциалами стояли супериоры, начальники домов, где жили профессы, братья, посвященные во все обеты, настоящие члены Общества. Они обязаны были следить за порядком в доме, за ведением дел и поведением братии. Рядом стояли ректора, начальники коллегий. И вся эта иерархия от верху до низу систематически была пропитана духом полного и слепого повиновения. Это основной базис, главный рычаг всей организации, рукояткой которого заправлял генерал, и это же было главной мыслью и мечтой Лойолы. Все воспитание членов ордена, вся их подготовка были направлены к достижению этой цели, к созданию беспрекословно послушной армии. Акт слепого повиновения сделался чуть не догматом. Вся процедура подготовки к принятию в действительные члены ордена была построена на этом принципе, который проводился чрез все ступени прохождения вступающих в орден. Аскетизм и умерщвление плоти были обращены лишь в одно из побочных средств для подготовки к борьбе путем выработки послушания. Здоровье, крепость, талант, — вот чего для целей борьбы и формируемой армии стали искать Лойола и его преемники, и потому были строги в выборе кандидатов из молодежи. Они не принимали каждого встречного, а изучали жизнь каждого, желавшего войти в орден, свойства характера, требуя от поступающего полной откровенности. Искус продолжался долго, и если испытуемый был физически силен, не калека, если, особенно, был красив и статен, обнаруживал ораторские способности и подавал несомненные надежды быть послушным, его допускали в состав ордена. Молодежь принимали в новициаты, — особые общежития, где ее изучали, подвергали искусу, заставляли проделывать все упражнения, изложенные Лойолой в его творении „Духовные экзерциции“, но уже систематизированные и приравненные к самому Евангелию, — и это с целью добиться полного переворота внутренней жизни каждого испытуемого и направления его разума, воли, желаний к одной цели. Здесь вся мистика, все елевзинские таинства на лицо. Испытуемого подвергали и истязаниям и бдениям, чтобы приучить к созерцательной жизни, к самоуглублению, к слиянию с божеством, доводя его до галлюцинаций, постоянно подвергая исповеди и ставя под особое руководство. Его келью то погружали в темноту, то освещали, то показывали кости мертвецов, то наполняли келью цветами, в видах вызвать соответствующие мысли и впечатления. Испытания могли длиться и 4 недели и 8 дней только, все в зависимости от результатов испытания, от того, насколько достигалось искомое слияние с божеством.
Тот, кто оказывался вполне пропитанным духом „упражнений“, кто доказал, что он вполне оторвался от всех мирских воспоминаний и связей, для кого даже родные превращались уже в „бывших“, допускался к дальнейшему прохождению, но, смотря по качествам их и по усмотрению свыше, они поступали в разряд либо светских коадъюторов, служа ордену в качестве слуг или рабочих, либо учеников (scholastici nostri в отличие от экстернов), и в этом случае они, продолжая старые упражнения, подвергались обучению разным наукам, а затем им поручали и обучение других, в виде адъюнктов. Сделаться „схоластиком нашим“ значило то же, что поступить в монахи. Поступивший приносил клятву, давал обеты монашества, и с этого момента становился собственностью ордена, не мог покинуть его больше без разрешения генерала ордена. По достижении 25-летн. возраста их возводили уже в сан духовных коадъюторов и им поручали исполнение разных должностей. Но только после прохождения целого курса теологии они вступали уже в высшую степень — степень священника ордена, в качестве профессов либо трех обетов либо четырех обетов. Только вторые, приносившие клятву, дававшие обет отправляться беспрекословно по приказанию папы, куда он укажет, т. е. обет безусловного (perinde ас cadaver) повиновения, входили в состав самых высших, являлись ядром общества (congregatio professa), допускались к тайнам ордена и могли получать назначения на должности провинциалов, ректоров и т. д. Рядом стояли аффилиированные члены, отдельные от тайных иезуитов, вынужденные по той или иной причине скрывать свою принадлежность к ордену (коронованные особы и т. п.). Это — те четыре круга, из которых состоял орден, с его центром в виде генерала, откуда, как по радиусам, расходились приказы и пароли, направлявшие деятельность общества к одной цели, и все это делало орден живым целым, где все члены были совершенно одинаково подчинены одной и той же дисциплине, обязаны были следовать однообразным правилам в повседневной их жизни, в образе поведения, даже во внешнем виде и одеянии, отличавшемся от монашеского.
Целая система средств была выработана орденом для того, чтобы доставить полное торжество его идеалам и держать в подчинении и под постоянным влиянием и все общество и, главным образом, высшие классы и представителей власти. Пускалось в ход все, что требовалось в данных условиях. Система приспособления везде и повсюду проводилась с особенным рвением, попутно создавая и специфическую мораль, крайне эластическую и с развитием силы и влияния ордена все более и более покладистую. Не прочь были И. прибегать и к излюбленному в средние века средству для истребления еретиков. Их участие в кровавом подавлении вальденцев в Савойе, куда ко двору Эммануила Филиберта Лайнес послал Поссевина, не подлежит сомнению, как и их крупная роль в том же духе в Австрии и др. местностях. Но не в этом, не в инквизиционной работе, было главное их орудие. Они уклонялись от прямого участия в инквизиторских трибуналах, предпочитали им иные средства, вполне, разумеется, сочувствуя духу инквизиции. „Житейское благоразумие, соединенное с посредственной даже чистотой, стоит гораздо выше, чем самая совершенная святость, но не сопутствуемая хоть малой ловкостью“, — вот что говорил и писал Лойола.
Это и легло в основу всей последующей деятельности, только в более развитом виде и с еще большим приспособлением к данным условиям. Миссионерство, проповедь, исповедь, воспитание, — таковы были наиболее излюбленные средства деятельности ордена. В качестве миссионеров в отдаленных странах И. уже очень рано, после первых пионеров, еще выдававшихся своей пламенной верой, как Ксавье, даже в XVI в. стали приспособляться к верованиям и обычаям и индусов, и китайцев, и японцев, делали всевозможные уступки их учениям и обрядам, их суевериям. Им важно было одно: присоединение к лону католической церкви, подведение под власть главы этой церкви и их ордена, хотя бы то было присоединением чисто внешним. Исповедывание, благодаря добытым привилегиям, они обратили в одно из самых сильных средств для привлечения к себе умов и сердец.
В исповеди, в качестве духовников, они были самыми удобными и мягкими руководителями совести, не останавливавшимися перед разрешением грешить без тревог совести, и это особенно применяли они к высоким особам, к государям. Занять места королевских духовников сделалось одной из главных целей их усилий, а в те времена, в XVI и особенно в XVII в., когда Европа переживала эпоху формации абсолютной монархии, это было равносильно более, чем половине успеха. Этой цели они достигли и во Франции и в Германии, и это открывало им широкое поле для влияния на политические отношения, на направление политики в сторону, соответствовавшую их целям. Роль И. в событиях XVI и XVII вв. была не малой, и потоки крови, пролитой в те времена, масса страданий, перенесенных частью общества, были не в малой мере делом и их рук, хотя они всячески открещивались от этого и даже, на своих конгрегационных собраниях XVI и особенно XVII в., делали постановления не мешаться в политику. Даже если это было и искренне, задачи ордена, его строй ставили осуществлению этих постановлений непреодолимые преграды.
То же и даже более — в деле воспитания, на которое Лойола смотрел как на главную задачу ордена. Держать в руках молодое поколение значило держать в руках и будущее, и орден Иисуса сюда направил главные свои силы. Вначале, при Лойоле, все сферы воспитания входили в план И., но скоро они оставили в стороне дело низшей школы. Принцип вреда обучения низших классов получил полное преобладание, и все внимание было устремлено на обучение в средних и высших школах, в видах захвата умов тех классов, средних и особенно высших, дворянства, игравших главную роль в политической и социальной жизни тогдашней Европы. Для приспособляемости ордена здесь была широкая арена. Дух авторитета, принцип безусловного признания его еще не исчезли в XVI в., даже среди гуманистов, даже усилились, благодаря знакомству все большему и большему с произведениями древних. Не много было еще умов, пытавшихся стать на иной путь: скептическая мысль едва зарождалась и начала сказываться сильнее лишь к концу XVI в.; усвоение новых методов воспитания и обучения, созданных и гуманистами и школами, было совершенно безопасно с точки зрения целей ордена. И орден всецело стал применять в своих школах новые методы педагогии, расширяя ее. Сущность осталась та же: то же поклонение авторитетам, которое орден обратил и в средство развития послушания и в орудие той мягкой и покладистой этики, переходившей в имморализм, который стал отличать их учения уже в XVI в. Они основали повсюду, куда проникали, массу школ, не имевших соперников в XVI и отчасти еще и в XVII в. Они завели в них лучшие в то время внешние порядки, ввели наилучшие по тогдашнему времени методы обучения, организовали на более правильных и подходящих к возрасту учеников началах классическое образование и довели дело обучения до того, что их школы стали образцом и с дидактической стороны и в смысле педагогическом, как школы, применявшие более гуманные и мягкие отношения к ученикам, и привлекали к себе не одних католиков, но и протестантов, детям которых формально гарантировалось не затрогивание их религиозных убеждений. Орден издал ряд правил об обращении с учениками, где на первый план выдвигались не грубые наказания и розга, а увещания, нравственные наказания. Все это приводило к тому, что в Европе, у лучших умов, создалось представление об иезуитских школах, как о самых лучших, и еще в XVIII в. не переставали так смотреть на них. Это, напр., было причиной той защиты, какую орден нашел в критический момент своего существования, когда папа закрыл орден, у прусского короля Фридриха Великого. Но там все внимание было обращено на внешнюю дрессировку ума, на развитие красноречия, на усвоение диалектики, столь необходимой для ордена в его борьбе за старое. Сущность преподавания оставалась старой. Старые средневековые авторитеты были положены в основу обучения. Настоящей науки не было, и когда она стала развиваться в XVI в., доступа в иезуитские школы ей дано не было ни тогда ни даже в XVIII в. Она могла создавать почву для сомнений, создавала уже их и в XVI в., а сомнение было признано главнейшим злом уже основателем ордена. Ум и нравственное чувство извращались у молодежи, проходившей чрез иезуитские школы, зато нередко достигалась главная цель, нередко дети протестантов, отданные в иезуитские школы, множили стадо верных католиков, а из большинства прошедших чрез школы вырабатывались надежные слуги ордена тогда, когда они оказывались на ступенях высших органов управления или становились влиятельными членами высших сословий. Принцип, проводимый и в политической деятельности, принцип, что всем надо пользоваться ad majorem Dei gloriam, т. е. для создания неограниченного господства церкви, проводился и здесь. И все моральное учение, как и политические теории иезуитов, вытекали из того же принципа. В морали, преследуя эту цель, иезуиты развивали до крайних логических пределов средневековые учения и путем казуистики, которой они обучали в школах, доводили мораль до полного почти ее отрицания, до пробабилизма, сделавшегося с легкой руки иезуита Васкеса излюбленным и господствующим учением ордена. То же и в области политических учений. Их теория тиранноубийства и народовластия, разработанная Марианой и целым рядом других иезуитов, как и такие же и подобные им учения кальвинистов, были не более, как приспособлением к главной цели: неограниченному господству церкви. Это был лишь логический вывод из теории неограниченности папской власти, господства ее над светской властью. Кто сопротивлялся этой власти, кто отпадал от церкви, кто, след., являлся „тираном“ над совестью подданных, кто в результате был вреден для дела католицизма и церкви, убийство его — богоугодное и не грешное дело. Но раз власть светская покорна церкви, отношение учения к ней иное. Учение о тиранноубийстве — одно из удобных орудий и только. Отказаться от него, отречься от этого учения, заменить его другим, прямо противоположным, было не трудно, и это происходило не раз. Не даром и самая книга Марианы о тиранноубийстве была посвящена такому королю, как Филипп II, и была составлена, как руководство при занятиях наследника трона, будущего Филиппа III.
Уже тогда, когда орден начал свою деятельность, создалась реакция против него, реакция, усиливавшаяся по мере все большего и большего внешнего усиления ордена. Шла она не со стороны только прямо враждебных к ордену, к защищаемому им делу элементов. Возникала эта реакция, по разным мотивам, и в среде остававшегося верным католицизму общества и в рядах служителей церкви. Неслыханные привилегии, которыми осыпали орден, все более и более вызывающий способ действий И., старавшихся вытеснить всех других служителей церкви и заменить их собою, вызвали оппозицию и со стороны старых орденов, особенно доминиканцев, в XVI же веке начавших ожесточенную борьбу с И. на почве их поведения в языческих странах, в Индии, Китае, Японии. Шла оппозиция и со стороны епископов, компетенцию и власть которых доводили до нуля И. Еще резче сказывалась оппозиция в светском обществе и в среде старых университетов. Уже тогда и опасения за будущее и ненависть к И., возроставшая в XVIII в. все более и более, вызвала ряд протестов и со стороны, напр., парижского парламента и со стороны Сорбонны. И тот и другая самым энергическим образом протестовали против допущения ордена во Францию и уже тогда мотивировали протест аргументами, сделавшимися позже, в XVIII в., ходячим мнением о И., оправданным в знач. мере их учением о морали и их позднейшим образом действий. Указывалось на то, что орден принимает в свою среду самых преступных, бесчестных и низких людей, лишь бы от них можно было ожидать пользы (это говорили еще в 1554 г.), что его привилегии противны правам епископов, вредны для всех других орденов, нарушают иерархический строй, наносят ущерб светским государям, оскорбляют университеты, обременяют народ. Тогда протесты оказались бессильными. Бессильным оказалось и то движение, которое наполнило собою XVII и первую половину XVIII в. и являлось реакцией против иезуитской морали, янсенизм. С таким же успехом, как и по отношению к гугенотам, справились иезуиты и с янсенизмом, добившись разрушения центра янсенизма, Пор-Рояля, изгнания янсенистов, осуждения их учения папой Иннокентием X в его знаменитой булле „Unigenitus“, временно даже зажали рот парижскому парламенту. Но победа после всех одержанных в XVI и XVII вв. над протестантским движением была куплена дорогой ценой. Она была одержана при совершенно изменившихся условиях. Фанатизм и увлечение вопросами веры, какие с страшной силой сказались в XVI в. и охватили почти всецело умы, шли все более и более на убыль в XVII в. и особенно в начале XVIII в. Все более изменялись тон и привычки мысли, настроений, воззрений. Первые шаги настоящей научной мысли, развивающиеся с конца XVI и усилившиеся в XVII в., отрицательное отношение к старому, к авторитету, рост сомнения и скептической мысли создавали для И. нового и опасного врага, с которым теперь, с XVII уже, но еще более в XVIII в. приходилось иметь дело.
Громадный успех „Тартюфа“ Мольера был симптомом того нового настроения, какое создавалось в умах. А тут рядом целая серия разоблачений относительно ордена, — разоблачений, вышедших из-под пера бывших И. В 1648 г. выпускается бывшим иезуитом Жарригом книга: „И. на лобном месте“, где самым подробным образом были раскрыты тайны ордена. Позднее под псевдонимом Луция Корнелиуса Европеуса выпускается тоже, видимо, И. едкая сатира на И. под заглавием „Monarchia Solipsorum“, в ярких красках описывавшая все пороки ордена, всю негодность их системы воспитания.
К борьбе новой мысли с орденом присоединилась и борьба уже иного рода, начатая с половины XVIII в. „просвещенным абсолютизмом“ во имя интересов государства. Начал ее один из деятелей этого абсолютизма Помбаль в Португалии из-за отказа И. подчиниться решению, касавшемуся раздела Парагвая между Испанией и Португалией, того Парагвая, где И. создали свое самостоятельное типическое государство, — образец того, к чему они стремились. Покушение на жизнь короля Португалии дало орудие в руки Помбаля, и в 1759 г. иезуиты были арестованы по обвинению в соучастии, и специальным эдиктом все имущества ордена были конфискованы, члены ордена объявлены мятежниками, были лишены прав и изгнаны навсегда из страны, и жителям под страхом смертной казни воспрещалось входить в какие бы то ни было сношения с И., давать им пристанище. Бунт в Мадриде, несомненно организованный И. против Карла III, раскрытие ряда фактов, рисовавших в крайне неблагоприятном свете действия И. по отношению к королю, привели и Испанию (Аранда) к тому же решению. В один и тот же день и час 2 апреля 1762 г. все члены ордена в количестве 6.000 чел. были арестованы, посажены на корабли и отправлены в Рим. Орден был уничтожен, имущества конфискованы и, в оправдание изгнания И., опубликован был королевский декрет, выяснявший роль и деятельность И. То же в связи с покушением на жизнь Людовика XV Дамьеном и злостным банкротством патера Лавалетта, агента И. в их торговой деятельности с Америкой, произошло и во Франции. Парижский парламент, давнишний враг иезуитов, внес в реестр королевский ордонанс об их изгнании в марте 1764 г. В 1767 г. были изгнаны И. и из Неаполя (Тануччи) указом Фердинанда IV и арестованные И. отправлены в Рим. Все монархии из бурбонского дома оказались единодушными в борьбе против И., и их примеру последовали на о-ве Мальте, в Парме, в Венеции, Генуе и т. д. Оставалось добиться уничтожения ордена папой. В виду упорства папы Климента XIII, бурбонские короли заняли войсками владения папы: Авиньон и Венесен во Франции, Беневент и Понте-Корво в Италии, и после сильного давления на нового папу Климента XIV добились того, что папа подверг аресту всех И. и генерала ордена Риччи, умершего в тюрьме св. Ангела, и издал буллу: „Domius ас redemptor noster“, 1773 г., в силу которого орден был объявлен уничтоженным навсегда. Только Россия (при Екатерине II) и Пруссия отказались подчиниться папскому приказу и изгнать И.
Но орден не был уничтожен. Даже в Риме И. продолжали свою деятельность в своем же доме Gesu. Кроме Пруссии и России, им удалось удержаться в Австрии и Баварии. И они не переставали делать попытки к восстановлению.
Если при Пии VI, хотя и сочувствовавшем И., их усилия добиться восстановления ордена папой и не имели успеха, ибо папа опасался возбудить против себя королей из дома Бурбонов, изгнавших орден, то реакция, вызванная революцией, очень скоро привела к той цели, какую преследовали И. Некогда ревностные проповедники тиранноубийства и народовластия, И. эксплуатировали теперь революцию для своих выгод и стали выступать с проповедями и памфлетами, называли революцию „бичем Божиим“, карой, ниспосланной монархам свыше за ниспровержение святого и, как наз. они еще в XVI в., чуть не равноапостольного столпа церкви. Не переставали доказывать они, что надобно держать простонародье в невежестве и простоте душевной, что нужно даже силой восстановлять деспотизм и суеверия. Везде стали они образовывать общества, в сущности иезуитские, но под иными названиями, в роде редемптористов, Святого сердца (Sacre coeur), св. Винцента, Общество веры и т. д., и, как и в XVI в., проповедь сделали одним из орудий пропаганды, находившей отклик в умах людей общества и власти, перепуганных революцией. И. проповедывали, что просвещение — источник смут и мятежей и ведет к ниспровержению тронов, что свобода печати — величайшее зло, ибо она подрывает престиж и порядок путем проповеди анархии и распространения вредных идей; что свобода и речи о ней равносильны бунту. И в создававшейся и усиливавшейся в Европе реакционной атмосфере их речи находили все больший и больший отклик. Из России последовал первый призыв к иезуитам. Император Павел I обратился к папе с предложением восстановить орден, и папа Пий VII поспешил удовлетворить просимое: орден был восстановлен в России и для России, и новый генерал в лице Грубера, приближенного русского императора, был избран генералом. Это был первый шаг. За ним последовали другие. Буллой 2 августа, после столь пышных процессий и церемоний, как и те, которые некогда, в XVI в., наполняли Рим, орден был по просьбе короля восстановлен в Обеих Сицилиях. Мешал полному восстановлению один Наполеон, но едва лишь он пал, как 7 августа 1814 г. булла Пия VII („Sollicitudo omniam ecclesiam“) восстановила орден в самом полном его виде. Восстановление связало орден самыми сильными узами с реакцией и сделало орден в течение всего последующего столетия самым ярким символом и выражением политической и умственной реакции, самым излюбленным ее оплотом. В Риме господство ордена усилилось в такой степени, какой оно не достигало раньше. Все преемники Пия VII — Лев XII, Пий VIII и Григорий XVI — непрестанно поддерживали орден, оказывали ему всяческие милости. Но Пий IX, деятель революции 1848 г., раскаявшийся в 1849 г., сделался сам и сделал папство безусловно покорным орудием И. При нем И. провели тот ряд догматов, которые они открыли еще в XVI в. и только теперь добились их освящения: догмат беспорочного зачатия, догмат святого сердца, наконец, как апогей, на ватиканском соборе и догмат непогрешимости папы, теперь слившегося с орденом в единое целое.
Но в З. Европе успехи ордена далеко не всегда и не везде были равными в течение XIX в. их успехам в Риме. Французская революция повела к сильным изменениям условий, в которых приходилось действовать ордену. К тому противодействию ему и всему связанному с ним, какое он встретил в развивавшейся и окрепнувшей мысли XVIII в., присоединялись те все более и более расширявшиеся политические права населения, которые укреплялись в значительной части Европы. Играть ту роль, какую, при помощи исповедников, играли И. в политической жизни Европы, оказывалось все более трудным. И, связавши свою судьбу с судьбой реакции, орден должен был испытывать и переносить и все удары, наносимые реакционным стремлениям, то падать, то возвышаться вновь, прерывать свою наладившуюся деятельность и возобновлять ее вновь. Если и были успехи, то и противодействие им оказывалось весьма энергическим, сильно подрывавшим орден, возбуждавший к себе, как представитель реакционного духа, взрывы негодования и разгромов. Работа ордена уже не была той, какой она была в XVI и XVII вв., и успехи были меньшие, и характер работы должен был измениться, направиться, главным образом, на дело почти исключительно борьбы за воспитание подрастающих поколений, и только в последнее время, в связи с новыми социальными условиями, на дело овладения народными массами. Для будущего орден, несомненно, своей системой воспитания, преследуемыми им целями является опасным, и борьба с ним — одна из задач этого будущего.
Удары, наносимые ордену, как и нанесенные ему в XVIII в., не особенно сильно подорвали его количественную силу. Когда он возобновился, в его составе насчитывали в 1818 г. — 674 человека, в 1837 г. — 3.563, в 1880 г. — 10.521 (в том числе 4.859 профессов), в 1889 г. — 12.306 (5.534 професса). По Лорану, орден разделяет весь мир на 5 ассистенций, 23 провинции, 5 миссий. Итальянская ассистенция состоит из 5 провинций, германская — из 5, французская — из 4, испанская — из 5, английская — из 4, северо-американская — из 2, кроме того имеются 3 миссии — канадская, ново-орлеанская и Замбези.
Литература. а) Источники: „Corpus institutorum Societatis Jesu“ (Prague, 1757); „Institutum societatis Jesu“ (7 т., Avignon, 1830—38); Orlandini, „Historia societatis Jesu“ (Antwerpen, 1620); „Imago primi saeculi Societatis Jesu“ (Antwerpen, 1640); Nieremberg, „Vida di San Ignacio de Loyola“ (Madrid, 9 т. 1645—1736); „Bibliographie historique de la Compagnie de Jésus“ (Paris, 1864); Crétinea Joly, „Histoire de la Compagnie de Jésus“ (Paris, 1856); Guéttée, „Histoire des jésuites“ (Paris, 1858); Wolf, „Allgemeine Geschichte der Jesuiten“ (Leipzig, 1803); Zirngiebl, „Studien über das Institut der Gesellschaft Jesu“ (Leipzig, 1870); Гризингер, „Иезуиты“ (p. пер., 1863); Hüber, „Der Jesuiten Orden“ (2 т., 1873, русск. пер.); Sugenheim, „Jesuiten in Deutschland“ (2 т., 1847); Taunton, „History of Jesuits in England“ (1901); Th. Hugues, „History of the Society of Jesus in North America“ (1907); St. Priest, „Histoire de la chute des jésuites au XVIII s.“ (1844); Welker, „Das Schulwesen der Jesuiten“ (1863); Hugues, „Loyola and educational System of the jesuits“ (1892).
Иезуиты в России. Во время неудачной для Москвы Ливонской войны, Иван IV обратился к папе с просьбою о посредничестве. Ответом римского двора было отправление в 1581 г. И. Антония Поссевино. Папа поручил ему добиться разрешения построить в Москве католические церкви и склонить царя к соединению церквей и к союзу с христианскими государями против турок. Миссия Пос. окончилась полной неудачей. Споры с царем о вере не привели ни к каким результатам. Католическая церковь не добилась никаких уступок. Иван IV не дал разрешения на постройку католических церквей в Московском государстве. И. снова попали в Москву в свите названного Димитрия. И на этот раз они ничего не добились. После гибели Димитрия в Москве не осталось ни одного И. В конце XVII в. И. опять появляются в Москве, в свите послов немецкого императора и с поручениями от него. Однако, им удалось упрочить свое положение в Москве. Они купили в 1685 г. себе дом на имя итал. купца Гуаскони и открыли в нем школу. Правительство царевны Софии в лице кн. В. В. Голицына сочувственно относилось к их деятельности. Просветительная деятельность И. была непродолжительной. После падения Софии патриарх Иоаким обратился с просьбой к государям Иоанну и Петру об изгнании И. из Москвы. Просьба была удовлетворена. Указ 2 окт. 1689 г. предписывал двум И. оставить Москву и выехать за границу. В следующем году, правительство, идя навстречу желаниям императора Леопольда, разрешило пребывание в Москве двум католическим священникам с правом совершения домашнего богослужения, с тем, однако, чтобы они не были И. Несмотря на категорическое запрещение И. въезда в Москву, они довольно часто в нее наезжали.
Петровское правительство, хотя знало это, но смотрело сквозь пальцы. И. опять открыли школу в Москве, где училось в 1707 г. около 50 русских детей, и начали распространять католицизм. На это обратило внимание правительство. Указом 18 апреля 1719 г. И. снова высылались из Москвы. Въезд в пределы русского государства не дозволялся им до царствования Екатерины II. Последняя резко изменила правительственную политику по отношению к ним. С присоединением Белоруссии к России, в пределах государства снова очутились И. Под влиянием просветительной философии XVIII в. и традиционной русской политики, Екатерина II сначала относилась к И. отрицательно и враждебно. Однако, это неприязненное отношение было непродолжительным. И. первые принесли присягу на подданство России. Этим они сразу приобрели симпатии Екатерины, которые она сохранила уже до конца. Когда в 1773 г. орден был упразднен папою, Екатерина решительно отказалась изгнать И. из России, и никакие старания курии и австрийского двора не могли заставить ее изменить свою точку зрения. В 1780 г. в Полоцке был открыт новициат И. У И. явилось прибежище, и они стали стекаться в этот город в большом количестве отовсюду. Тогда у них явилось желание иметь своего генерала; разрешение было им дано, и викарным генералом был избран Черневич, хотя и неугодный архиеписк. Сестренцевичу, в ведении котор. до сих пор находились И. При Павле положение И. сначала было колеблющееся, но оно скоро упрочилось. Благодаря влиянию на Павла иезуита Грубера (см.), они получили ряд новых льгот. Ободренные, И. стали хлопотать о формальном восстановлении их ордена в России. Павел отнесся к этому сочувственно. Папа дал свое согласие, но папская булла от 7 марта 1801 г., восстановляющая орден, была получена в России, когда началось новое царствование. Александр I после некоторого колебания опубликовал ее. И. избрали генералом ордена Грубера. Поддержанные представителями свет. общества, они приобрели огромное влияние, главным образом, благодаря открытому ими благородному пансиону, и утвердились в Саратове, Астрахани, Риге, Одессе, Москве, проникли в Сибирь, Крым, заезжали в Пензу, Воронеж, Тамбов, Харьков. После смерти Грубера (1805 г.), противники И. пытались ограничить права И. Но Александр I сочувствовал аристократически-реакционным тенденциям И. Указом 12 янв. 1812 г. полоцкая и. коллегия стала академией. Ее права были приравнены к правам университетов, и ей подчинены все низшие училища И. Благодаря влиянию И. немало представителей аристократии приняло католицизм (кн. Голицына, кн. Одоевский, гр. Ростопчина). Это обеспокоило правительство. К тому же, во время войн 1812—1813 гг., оно стало подозревать И. в сочувствии врагам России. Все это резко изменило отношение к И. Указом 20 дек. 1815 г. они были высланы из Петербурга с запрещением въезда в обе столицы. И. поселились опять в Полоцке. Иезуитская школа в Петербурге была закрыта. Но этим дело не окончилось. Правит. стало теперь считать пребывание И. в России вообще вредным. Особенно отрицательно относился к ним кн. А. Н. Голицын, министр духовных дел и народного просвещения. Его доклад об изгнании И. был утвержден 13 марта 1820 г. Вместе с этим были закрыты иез. училища и полоцкая академия; иез. недвижимость была отдана в заведывание казенных палат; иез. капиталы были переданы в приказы общественного призрения. Доходы с недвижимых имуществ были обращены на удовлетворение потребностей католического духовенства и на дела благотворительности. Всего выехало из России 317 И. Имущество их составляло 14.000 душ крест.; несмотря на это, за И. числилось долгу 433.330, который приняло на себя правительство. См. Морошкин, „Иезуиты в России“ (1867—70 г.); гр. Д. А. Толстой, „Римский католицизм в России“ (1871—1877); Loret, „Kościól katolicki a Katarzyna II (1772—1784)“ (1910); Pierling, „La Russie et le Saint-Siège“ (1910 и 1912, т. IV и V); A. Сапунов, „Заметки о коллегии и академии И. в Полоцке“ (1890).