Калайдович, Константин Федорович, исследователь древне-русской и славянской письменности, род. в мае 1792 г. в Ельце, где отец его Федор Дмитриевич, был врачом, ум. 19 апреля 1832 г.; учился в елецком народном училище, в Киевской духовной академии, а с 1799 г. по июль 1807 г. в гимназии Московского университета, в 1807 г. поступил в Московский университет, в котором и окончил курс в 1810 г. кандидатом словесных наук. Занятия его в университете были довольно разнообразны: он интересовался ботаникой и минералогией наравне с археологией; составил вместе с братом Петром коллекцию монет, гербарий и зоологический кабинет московской губернии, издавал вместе с ним же рукописный журнал «Русская муза», в котором помещал свои статьи и стихотворения; в 1807 г. принимал участие в альманахе К. Ф. Андреева «Весенний цветок». В 1808 г. вышли в Москве «Плоды трудов моих, или сочинения и переводы К. Калайдовича». Работал он еще на школьной скамье энергично, обладая «железным» терпением. По окончании университетского курса, он посвятил себя почти исключительно археологии и истории. Семнадцатилетний кандидат посетил Троице-Сергиевскую лавру и вступил в ученый спор с митрополитом Платоном по поводу одного места летописи. Службу он начал учителем истории и географии в университетской гимназии и в университетском Благородном пансионе; в 1811 г. читал для чиновников лекции русской истории в Университете. Тогда же начинается его участие в трудах московских ученых обществ и ряд заметок и статей по археологии в «Вестнике Европы», с редактором которого Каченовским Калайдович был довольно близок. В 1811 г. Калайдович был избран членом Общества истории и древностей российских и принял в нем деятельное участие; он представил в Общество рефераты: «О древностях славяно-русских», «Замечания на статью князя Щербатова об одной российской монете», «Розыскание о пришествии Рюрика в Ладогу», «Биографические сведения о жизни гр. А. П. Мусина-Пушкина». Он внес в Общество предложение издавать замечательнейшие памятники древне-русской письменности в виде журнала под заглавием «Русские достопамятности»; предложение это было встречено Обществом истории и древностей сочувственно, и редакция издания поручена была Калайдовичу, который успел напечатать несколько листов, но наступившие великие военные события отвлекли его от научных занятий, а во время пожара Москвы сгорела и вся его богатая библиотека со множеством редких рукописей; он поступил в московское ополчение, участвовал в нескольких экспедициях при преследовании неприятеля от Тарутина до Орши; во время похода он ознакомился с белорусским наречием, составил" Краткий словарь белорусского наречия" и едва ли не первый сообщил в русской литературе правильные сведения о языке белоруссов (см. «Труды Общ. любит. рос. слов.», 1822 г., ч. I).
После того как ополчение было распущено, он до 1815 г. снова преподавал в Университете и вместе с тем готовился, как стипендиат, к магистерскому экзамену; экзамена он, впрочем, не окончил, но научных занятий не прекратил и продолжал помещать статьи по русской истории в «Вестнике Европы» (1812—1814 гг.) и «Сыне Отечества» (1814—1815 гг.). В эти же годы Калайдович вступил в близкие сношения со многими учеными: Карамзиным, митр. Евгением, Н. Бантыш-Каменским и его сыновьями, Малиновским, Сопиковым и др. В 1815 г. Калайдович издал (по поручению митрополита Евгения) «Каталог писателей, объяснявших гражданскую и церковную истории, А. Селлия»; в том же году вышла 1 часть «Русских достопамятностей»; издание это не потеряло значения и до сих пор; в него вошли между прочими: «Поучение епископа Луки Жидяты», с примечаниями Тимковского, «Русская Правда» по списку XIII века, «Послание митр. Никифора к Владимиру Мономаху», «Послание митр. Иоанна к Иакову черноризцу» и др. Это издание памятников было сделано вполне научно: издатель не довольствовался одним списком, но тщательно подыскивал и другие для вариантов, снабжал их объяснительными предисловиями и примечаниями. Вскоре Калайдович собрал материалы для второй части «Достопамятностей», но продолжение это явилось уже после его смерти в 1843 г. При исследовании архивов Калайдович посетил Владимир и Суздаль и собрал здесь несколько ценных и редких рукописей; в начале 1815 г. он вернулся в Москву; в Суздале с Калайдовичем приключилось какое-то невыясненное его биографами происшествие, заставившее его отца поместить его, во избежание более неприятных последствий, сперва на полгода в московский дом для умалишенных, а затем на год удалить его в Николо-Пешношскую обитель. В уединении и изгнании Калайдович не оставлял занятий, писал стихи, собирал материалы для истории Пешношского монастыря; необходимые справки для последнего труда сообщал ему из Москвы П. М. Строев; «Историческое и топографическое описание монастыря св. Николая, что на Пешноше», составленное Калайдовичем, вышло в 1837 г. Положение Калайдовича по выходе из монастыря было некоторое время крайне неопределенным; в это время он полгода пробыл в Калуге и здесь нашел очень ценную и интересную рукопись Кирши Данилова «Древния российские стихотворения», которая при его посредстве была приобретена гр. Н. П. Румянцевым и издана Калайдовичем в 1818 г. с обстоятельным предисловием; это предисловие — первый опыт исследования русского былевого эпоса; тут впервые указана была важность точного издания текста былин; предшествующее издание Кирши Данилова, сделанное Якубовичем в 1804 году, было неполно и неудовлетворительно. В издание Калайдовича не вошли 7 «неприличных» былин и 2 духовные стиха За утратою впоследствии самой рукописи, издание Калайдовича приобрело особое значение; (впрочем, по сведениям недавно полученным в Императорском Географическом Обществе, рукопись «Древних российских стихотворений» отыскалась в библиотеке кн. Долгорукова, внука известного А. Ф. Малиновского) В 1817 г. Калайдович стал принимать участие в изданиях Комиссии печатания государственных грамот и договоров при московском архиве Министерства Иностранных Дел и тесно примкнул таким образом к «Румянцевскому кружку». Он был причислен к архиву Министерства Иностранных Дел. Калайдович участвовал в издании II, III и IV томов «Собрания государственных грамот и договоров», в 1819 г. издал «Законы великого князя Иоанна Васильевича и Судебник царя Иоанна Васильевича» (совместно с П. М. Строевым). Занимаясь историей славянского книгопечатания, Калайдович сообщил целый ряд указаний Сопикову для первой части его «Опыта российской библиографии»; равным образом внес немало дополнений в «Словарь писателей» митрополита Евгения. Будучи после Карамзина одним из лучших в то время знатоков русской истории, Калайдович мечтал и составлял планы для научного издания летописей, отсутствие которого особенно чувствовалась в то время. Общество истории и древностей российских не осуществило его надежд и предложений; только после сильных настояний Калайдовича оно решилось выпустить 13 листов начатого профессором Тимковским прерванного в 1812 г. издания Лаврентьевской летописи.
В 1817 г., по поручению графа Румянцева, П. М. Строев предпринял археографическую поездку для описания рукописей известнейших монастырей. Калайдович присоединился к нему добровольно «из любопытства». Поездка эта в истории русской науки имела очень важное значение, так как сопровождалась открытием целого рода древних памятников русской письменности, иногда первостепенной важности; в этих открытиях Калайдовичу принадлежит очень видная роль: в Новом Иерусалиме он нашел и сделал первое описание «Святославова Сборника» 1073 г., он же нашел древнейшие списки разрядов, путешествие гостя Василия к Св. местам, он нашел новые списки сочинений Иоанна Экзарха; Строев отыскал «Похвалу Кагану Владимиру». Неутомимый Калайдович мечтал об издании найденных сокровищ, главным же образом «Сборника» 1073 г., как возможно скорее; но разного рода обстоятельства помешали осуществлению его мечты. В 1820 г. Калайдович женился, некоторое время путешествовал по России, и затем занялся изданием «Памятников российской словесности XII века» (М. 1821); это издание сохраняет свое значение до настоящего времени. В него вошли: Творения Кирилла Туровского, Послание митр. Никифора Владимиру Мономаху, Слово Даниила Заточника, Вопросы Кирика, Послание Симона к Поликарпу и др.; все памятники снабжены обстоятельными объяснениями, с подбором вариантов. Наиболее важным было издание сочинений Кирилла Туровского, о котором в нашей литературе до издания Калайдовича была представления очень сбивчивые; в «Памятниках» же были напечатаны 15 сочинений Кирилла, определено впервые место и время его жизни. Заслуга энергичного издателя увеличивается еще ввиду неустановленности критических приемов при издании, недостатка исторических сведений о древнейшей культурной жизни Руси, когда приходилось работать при «наветах скептиков»; вполне извинительны поэтому мелкие промахи и недостатки одного из первых у нас научных и критических изданий памятников литературы; любопытна полемика по поводу Кирилла Туровского между Каченовским и Калайдовичем в «Вестнике Европы», 1822 г., №№ 1, 2 и 6. Но самым замечательным трудом Калайдовича было сочинение: «Иоанн, экзарх болгарский. Исследование, объясняющее историю славянского языка и литературы в IX и X столетии» (1824 г.)· Калайдович нашел несколько сочинений Иоанна — «Небеса», «Шестоднев» — в Московской Синодальной библиотеке еще в 1814 г., и, несмотря на раздававшиеся в начале сомнения, он настаивал на древности их и важности при изучении древне-церковнославянского языка. Исследование свое он поставил очень широко: коснулся вопросов о начале письма у славянских народов, о трудах Кирилла и Мефодия и о дальнейшем движении литературного славянского языка. В приложениях к исследованию помещены: тексты сочинений и переводов Иоанна и снимки. По богатству нового материала, привлеченного к исследованию, и широким выводам это сочинение Калайдовича нанимает одно из первых мест в ряду русских трудов по славянской филологии. Открытие Калайдовичем видного литературного деятеля Х века вызвало со стороны многих недоверие; в числе скептиков были: митрополит Евгений, Добровский, заявлявший, что во время царя Симеона не было никакого экзарха Иоанна, наконец Каченовский, находивший, что Иоанн — сербский писатель XII века; приветствовали новое издание Полевой и Востоков. — Из других работ и изданий Калайдовича назовем: «Опыт решения вопроса: на каком языке писана Песнь о полку Игореве», — в XI ч. Трудов Общества любителей российской словесности, 1818 г.; в этой статье Калайдович, бывший горячим защитником подлинности «Слова», доказывал, что оно «сочинено», по всем вероятиям в нынешней Малороссии, что поэтический стих и язык существовал у нас еще ранее, до появления Слова, что оно написано не чистым русским языком, а с примесью церковно-славянизмов и т. д.; «Исторический и хронологический опыт о посадниках новгородских из древних русских летописей» (1821 г.); «Описание рукописей библиотеки гр. Ф. А. Толстого» (1825 г.) — составленное совместно с П. М. Строевым, — труд очень важный и добросовестный; другая подобная работа, начатая Калайдовичем, по поручению гр. Румянцева — описание рукописей Синодальной библиотеки — не была докончена; в 1828 г. Калайдович начал издание журнала «Русский Зритель»; но до конца этот журнал доведен был другими лицами; в нем несколько статей Калайдовича по русской истории. По поручению гр. Румянцева Калайдович совершил еще несколько археографических поездок по России, отыскивал и приобретал для него рукописи, поступившие впоследствии в Румянцевский музей. Смерть Румянцева (1826 г.) потрясла слабое здоровье Калайдовича. Уже в 1827 г. в нем заметно было расстройство умственных способностей; в 1828 г. он заболел окончательно и был отчислен от Архива. С 1830 г. он поправился умственно, но не физически. Оставшиеся после его смерти бумаги приобретены были Погодиным, а от него перешли в Императорскую Публичную Библиотеку.
Погодин так характеризует Калайдовича: «Не обнимая истории в целом, он был любителем, знатоком, искателем частностей: рукопись, книга, камень, крест, образ, монета — одинаково привлекали его внимание и подавали повод к самым подробным и тщательным исследованиям. Он живмя-жил в библиотеках, рылся в рукописях с утра до вечера, посещал беспрестанно всех менял и серебренников, справлялся, записывал, исследовал, читал, работал без устали, в беспрерывном движении, и открытия следовали у него одно за другим». Но нельзя не признать, что Калайдович не был только собирателем, а обладал замечательным критическим дарованием и научною осторожностью, не переходившею однако, в чрезмерный скептицизм; он обладал также способностью к обобщениям и широким выводам, оставляя в этом отношении далеко позади себя многих других членов «Румянцевского кружка». Кроме того, он отличался самостоятельностью как в научных изысканиях, так и в личных отношениях со всеми. «Калайдович, писал Строев, как человек самолюбивый, держался самостоятельно». Последнее обстоятельство и было по-видимому причиной его натянутых отношении к Строеву и митрополиту Евгению. Заслуга кружка Румянцева характеризуется обыкновенно таким образом: благодаря «кружку» открыты древнейшие памятники русской и славянской письменности, вместо библиографии впервые даны были опыты историко-литературных исследований древней литературы, явились едва ли не первые научные и критические издания памятников и начато изучение древнеславянского языка Без сомнения, в ряду деятелей кружка К. Ф. Калайдович занимал одно из самых видных мест.
П. Безсонов, «К. Ф. Калайдович», биогр. очерк в «Русской Беседе», 1861 г., и в «Чтениях Общества Истории и Древностей» 1862 г. Н. Барсуков, «Жизнь и труды Строева»; А. Koчубинский, « Начальные годы русского славяноведения; Шишков и Румянцев»; «Записки важные и мелочные», К. Ф. Калайдовича (отрывок) — в «Летопис. русск. лит. и древн.», 1859—1860 гг. т. III, кн. 5, «Письма Калайдовича к прот. Григоровичу» в — «Чтениях Общества Ист. и Древн.», 1864 г., II; «Переписка гр. Румянцева» — там же, 1882 г., І; Н. Барсуков, «Жизнь и труды Погодина»; библиографические указания в «Справочн. словаре писателей», Геннади, II и в «Опыте русской историографии», Иконникова.