ПБЭ/ВТ/Ад

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

[317-318] АД (по-гречески ᾅδης) обыкновенно производят от греческого α отрицание и глагола εἴδειν — видеть т. е. невидимый мир; причем оно у Гомера прилагается к Плутону, богу невидимого или нижнего мира. У позднейших писателей оно означает известное место и состояние, именно, невидимый мир духов или царство умерших, обитание мертвых. Оно встречается в следующих местах Нового Завета: Матф. 16, 18; Лук. 10, 15; 16, 23; Деян. 2, 27, 31; Откр. 1, 18; б, 8; 20, 13, 14; 1 Кор. 15, 55 (где оно стоит в параллели с [319-320] θάνατος — смерть). Оно всегда находится в тесной связи со смертью. Всадник на белом коне в Апокалипсисе (6, 8) есть смерть, и „за ним следует ад“. А во время страшного суда смерть и ад отдадут находящихся в них мертвых, и будут выброшены в огненное озеро (20, 13, 14).

По древнему греческому воззрению ад, или по римскому воззрению, orcus или inferno есть место для всех умерших в глубине земли, — темное, ужасное, беспросветное и закрытое, недоступное для молитв и жертвоприношений, находящееся под управлением Плутона. В этом подземном мире теней, однако, делается различие между элизием и тартаром. Так у Эсхила, Софокла, Платона, Плутарха.

Греческому ад соответствует и еврейский шеол, как это слово и переводится у LXX. Это также подземное обитание всех мертвых, но только временное обитание до окончательная суда; и оно разделяется на два отдела, называемые раем или лоном Авраамовым, для добрых, и геенной или адом, для злых. В Новом Завете ад не отличается существенно от еврейского шеола; но Христос разрушил силу смерти и изгнал тьму адову, открыл верующим доступ на небо, как место блаженного обитания для всех благочестивых.

В богословии мысль об аде пережила несколько стадий. a) По учению древней церкви ад есть переходное место для всех умерших между смертью и воскресением, за исключением мучеников, которые прямо переходят на небо. Так учат Тертуллиан, Ириней, Лактанций, Амвросий. Гностики учили о переселении высшего чина (пневматиков) в мир плиромы. b) В римско-католической церкви ад, со времени Григория I, преобразовался в чистилище или обитание несовершенных христиан, пока они не очистятся настолько, чтобы войти на небо. Это чистилище находится между небом и адом, и соответствует ветхозаветному Limbus patrum, в котором содержались иудейские праведники, ожидавшие Христа, и из которого они были освобождены сошедшим во ад Христом: так и все находящиеся в чистилище, будут окончательно избавлены в день суда. Много благочестивого суеверия и обмана связывалось с этой средневековой теорией, которой и объясняется радикальная реакция во времена реформации. c) Протестанты отвергли, вместе с чистилищем, и его злоупотреблением, и самую идею о среднем состоянии, и просто стали учить о двух состояниях и местах, — небе для верующих и аде для неверующих. Ад у них отождествляется с геенной, и отсюда оба термина одинаково передаются в протестантских переводах. То же самое смешение дало повод к ложному перетолкованию члена в апостольском символе веры о сошествии Христа, которое понималось Кальвином (и в гейдельбергском катихизисе) образно, и отождествлялось с страданиями на кресте; у Лютера оно понимается как торжество над адом. d) В новейшие времена среди протестантов, особенно в Германии, вновь появилась мысль о среднем состоянии между смертью и воскресением, как отличном от окончательная состояния рая и ада, но не имеющем ничего общего с чистилищем, для которого нет оснований в новом завете. Для верующего (как для Лазаря в лоне Авраамовом) это среднее состояние есть состояние блаженства в единении с Господом, для неверующего (как для богача в той же притче) оно есть состояние наказания; для обоих состояний — как подготовление к окончательному решению их судьбы в день суда. Некоторые допускают постепенное преуспеяние в этом состоянии в противоположных направлениях, причем добрые становятся лучше, а злые хуже; и те и другие живут в ожидании окончательного суда. Так думают Нитцше, Ланге, Роте, Мартенсен, Ринк. Но все рассуждения о будущем состоянии за пределами Откровения не более, как простые умозрения, желающие проникнуть в непостижимое. Яснее это выступит при изложении того таинственного события в [321-322] жизни воскресшего Христа, которое известно под названием „Сошествия во ад“.

II. Сошествие во ад. Если Христос благоволил сделаться истинным человеком и разделить с нами самую смерть, то естественным следствием этого должно было явиться Его схождение человеческою душою в ад, или приобщение к царству мертвых в промежуток времени от смерти до воскресения. Схождение Иисуса Христа во ад, впрочем, является требованием не одной только человеческой природы во Христе, но и самого Его искупительного дела, — его полноты и универсальности. Без явления Христа в царстве мертвых было бы не закончено искупление человечества: оно ограничивалось бы малейшею частью его, только живыми, а неизмеримо более обширное царство отшедших в иной, загробный мир, было бы забыто и предоставлено во власть вечной тьмы и безотрадного существования без надежды на улучшение. Схождением во ад и проповедью евангелия душам всех умерших людей, не только ветхозаветных праведников, с верою ожидавших Мессии, но и грешников, Господь приобщает весь загробный дохристианский мир к искуплению, — всех, восприимчивых к Евангелию, и прежде всего ветхозаветных праведников, которых Он, по образному выражению, извел из ада в рай. Учение о схождении Иисуса Христа в ад, или о пребывании Его в свойственном всем людям промежуточном состоянии после смерти и о продолжении в загробном мире дела искупления есть твердый догмат Церкви, основанный не только на предании, но и на ясном свидетельстве Св. Писания в 1 Петр. 3, 18—20 и 4, 6; Ефес. 4, 8—10. Только не сразу установилось в Церкви учение это во всём объеме, во всех подробностях. Так бл. Августин, напр., ограничивает деятельность Иисуса Христа в аду устрашением злых духов Его явлением и освобождением благочестивых ветхозаветных пленников ада, и отрицает благовестие в аду неверовавшему в истинного Бога языческому миру и всем грешникам, на основании не вполне верного предположения о полной невозможности исправления грешника в загробном бытии его. Так учил на западе и Григорий Великий. Но их учение не нашло себе последователей на востоке среди отцев и учителей восточной Церкви (Иустин, св. Ириней, Григорий Антиохийский, Иоанн Дамаскин, Климент Александрийский и др.): по мнению последних добровольное нисхождение Христа во ад было продолжением пророческого (учительского) служения Иисуса Христа на земле. Здесь мы не встречаем также высказанной в западном богословии мысли, что сошествие Христово во ад было продолжением первосвященнического служения Иисуса Христа. (Так по учению И. Эпина [1542] душа Иисуса сошла в ад претерпеть за нас адские мучения)…

Из сказанного ясно великое значение сошествия во ад в деле искупления: оно необходимо было для его законченности и всеобщности. Церковь в своем богослужении и учении отцев главное значение события полагает в разрушении ада и силы диавола сошествием Христовым во ад, и к последнему именно приурочивает сказанное в Евр. 2, 14—15 о полной победе Христа над адом (ср. 1 Кор. 15, 55). Действительно, здесь лежит центр тяжести события, главное общее его значение для верующих христиан, и его необходимо уяснить, что требует в свою очередь уяснения библейского понятия об аде.

Что такое ад, в который нисходил душою своею, яко Бог, наш Спаситель? Какая победа Христова торжествуется и прославляется Церковью в этом событии и над каким именно врагом человечества? Несомненно, воскресением из мертвых Иисус Христос победил злейшего врага нашего — смерть, это распадение цельного существа на части, разрушение телесного его состава. В этом смысле смерть побеждена воскресением. Но одного этого мало для полной [323-324] победы над всеми ужасами смерти: самое страшное и отвратительное в смерти заключается не столько в самой смерти, как отлучении души от тела и разрушении последнего, сколько в том, что следует за смертью, соединено с нею неизбежно. Это — перемена земной формы бытия на загробную, новую, неизвестную и для естественного чувства человеческого во всяком случае — худшую. Смерть влечет за собою страх и ужас неизвестности, уничтожения личности и воздаяния за грехи. Ад — это и есть загробное состояние души после смерти, так пугающее естественное воображение и чувство человека без упований христианских. В философии и религиях люди пытались проникнуть в страшную тайну загробной жизни, и различные представления об аде были результатом этих попыток. Так произошли Аид греков, Шеол евреев, Аменти египтян, Оркус римлян. Но для нас важнее в данном случае уяснить еврейское представление об аде, или, шеоле, нашедшее себе место в самой Библии. Что же такое шеол еврейский? Первоначальный еврейский шеол напоминает греческий аид, населенный тенеобразными и призрачными существами, лишенными мысли, чувства и сознания. Шеол — это подземное царство всех мертвых, злых и добрых — без различия в загробной участи, общей всем смертным. Самое название обитателей шеола рефаимами (с евр. яз. спящие, слабые) указывает на призрачность существования душ в шеоле, которое не заслуживает названия бессмертия: здесь все погружены в беспомощное состояние сна без сознания жизни и деятельности. Однако такое представление евреев о шеоле мало-помалу видоизменяется по мере общего прогресса религиозно-нравственных идей, в частности идеи Божественной справедливости, и с развитием мессианских чаяний в еврейском народе. Идея о загробном воздаянии и надежда на избавление Мессии и улучшение участи праведных в загробной жизни начинают высказываться еще в допленный период истории, в псалмах, книге Иова и др. и с особенною ясностью в пророческих и неканонических книгах послепленной эпохи. Преобразуется под влиянием их и самый шеол из места безразличного и общего собрания всех умерших в место посмертного воздаяния добрым и злым. В шеоле различается два отделения: одно для добрых — низший рай, или небо фарисейского богословия, и другое для злых — ад в тесном смысле слова, как место мучения (= Hölle немецк., а не Hades). Последнее отделение ада ко временам Христа называется геенною по имени ужасной для евреев по воспоминаниям долины Гинномской близ Иерусалима, где некогда совершалось служение Молоху и Ваалу и куда со времен царя Иосии свозили нечистоты, для уничтожения которых постоянно поддерживался огонь в долине. Неудивительно, если в народном воображении ад слился в одно с долиною смрада, вечного неугасимого огня, и населен был злыми духами, превратившись в подземное гнездо и царство сатаны и слуг его. Наряду с этим народным представлением о шеоле, впоследствии нашедшем место в средневековом каббалистическом богословии, в иудейском богословии во времена Христа господствовало еще другое воззрение, которым (в согласии с кн. Премудр. Солом. 2, 1, 21; 3, 1—7; Еккл. 12, 7; Пс. 15, 8—11 и др.) отрицалось отделение в аду для праведных, или „нижний рай“, и предполагалось непосредственное по смерти восхождение добрых душ на небо к Богу. Какому представлению об аде соответствовала евангельская притча о богаче и Лазаре (Лук. 16, 19—31), нельзя поэтому решать с такою категоричностью, как это делают некоторые, напр. Вебер и др. Впрочем, таким воззрением в талмуде не исключалось противоречащее ему допущение в аду среднего переходного состояния (для несовершенных иудеев) без мук ада и без блаженств рая. Души большинства умерших некоторое время остаются по талмуду в очистительном пламени [325-326] адского огня, через что ад превращается в чистилище; лишь немногим открыть рай тотчас по смерти (Weber, Die Iudische Theologie, p. 340). Средневековое схоластическое богословие пришло к представлениям о рае и аде, которые нашли себе такое художественное выражение в Божественной комедии у Дантэ. Здесь нам дают подробную топографию ада со всеми его отделениями и рая. Infernus, или место мучений для грешников, низшее отделение ада; над ним limbus puerorum, помещение для некрещенных детей, и далее — limbus patrum для патриархов и святых ветхого завета; надо всем — земля, а над землею coelum = рай… Таковы догадки простой верующей мысли о загробной тайне. Едва ли наука вправе с полным пренебрежением относиться к этим гаданиям и уверенно отрицать возможность какой-нибудь доли правды в них. Конечно, геология отняла у этой веры ад, как астрономия — небо, но категорическое утверждение об абсолютной бестелесности души и невозможности чувственно-пространственного представления её загробного существования при настоящем состоянии науки преждевременно и незаконно. Никакого превосходства пред наивно-верующею мыслью не дает науке её собственный, неизбежный по существу дела, младенческий лепет в вопросах о природе материи вообще и организованной материи или тела в частности, о природе души, о сущности пространства. Между тем наивно-верующая мысль находит подтверждение себе в древней философии, в лице Филона, Платона и Аристотеля, допускавшей некоторую телесность в душе, даже более того — в самом последнем слове современной эволюционной науки с её глубокою идеею о непрерывности и постепенности психического развития на земле. Не видим ли теперь, как современная наука возвращается здесь к седой мудрости Греции и Востока в лице, напр., Армана Сабатье с его замечательною научною теориею бессмертия, или Дюрана де-Гро и проф. А. Данилевского с теориею биогенного эфира (Арм. Сабатье, проф. „Бессмертие с точки зрения эволюционного натурализма“. Пер. с франц. Ср. ст. по поводу соч. Сабатье: „Можно ли отрицать бессмертие личное с точки зрения науки?“ в Богословск. Вестн. 1897, апр., стр. 154—165. См. Вопросы философии и психологии. 1898, май—июнь, стр. 258, Вестник Европы 1896, май, ст. проф. А. Я. Данилевского „Живое вещество“, ср. в журн. проф. И. А. Сикорского: Вопросы нервно-психической медицины т. III, ст. Д-ра мед. Пясковского „Биогенный эфир проф. А. Я. Данилевского в отношении физиологии и патологии организма“). Но мы должны, однако, держаться в пределах того, что доступно пониманию по опыту и что согласно с ясным учением христианства. Наряду с чувственно-материальным воззрением на ад и рай, как особые помещения или места в пространстве для злых и добрых, издавна существовало и существует этическое направление в решении вопроса о природе ада и рая. И это направление более и несомненно отвечает и нашему внутреннему опыту, и учению христианскому. Царство Божие или царство небесное, наивною верою помещаемое только вне человека в пространстве, по учению евангелия прежде всего внутри нас (Рим. 14, 17; Кол. 1, 13; Лук. 17, 21); любовь, радость, мир — вот в чём состоит рай человека, и этот рай со всем блаженством его не внешним механическим способом сообщается человеку перемещением его из одного пространства в другое, но собственными силами его нудится, вырабатывается, или создается собственными усилиями и подвигами его в добре, и только таким путем приобретается людьми. Оно — духовное благо, общее духовно-нравственное состояние, с которым человек идет в загробную жизнь: воспринятое его душою зерно царства Божия здесь, в условиях земной действительности, всходит пышным плодовитым деревом в высшей и лучшей действительности под яркими лучами Солнца правды, вблизи [327-328] Христа и Бога, Жизни и Света всего живого. Начало раю мы сами полагаем себе уже здесь, на земле. Это известно сынам царствия Божия. Сыны противления и царства тьмы не скрывают и не могут скрыть и здесь уже переживаемых мук ада, создаваемого в их душе забвением Бога и отчуждением от Него, злобою, мраком, — грехом. Переход сынов противления и греха от земной жизни к загробной, в отрешении от тела, где все возможности земного существования превращаются в действительность, сопровождается, в противоположность сынам света, реальным осуществлением ада, начатого еще на земле. Не жившая истиною на земле по смерти душа всецело, ничем не рассееваемая, погружается в тот внутренний ужасный хаос и мрак, от мук которых ранее спасала ее жизнь в теле и на земле в условиях материальных, а теперь уже ничто не может спасти. Без тела, органа активной деятельности, душа за гробом осуждена на вечное бессильное созерцание безостановочно идущего в ней потока греховных чувств и мыслей, начавшегося на земле; замкнутая в себе самой без возможности забыть о себе, рассеяться, душа осуждена вечно томиться бесплодным и бессильным созерцанием всходов греховных семян, посеянных ею на земле, его неотвратимой власти над нею без возможности, при естественном течении вещей, каких-либо перемен и улучшений. Ужас положения грешной души в загробном мире усиливается еще более тем, совершенно естественным психологически обстоятельством, что дух в отрешении от тела более, чем на земле, открыт влиянию и силе не только греха, но и родственного ему мира духов. А таковым для грешной души остается несомненно мир духов злобы, царство диавола. Если и здесь, по свидетельству людей духовного опыта, темные влияния из этого царства мрака и злобы, как дыхание ада, дают уже достаточно чувствовать ужас и муки близости его, то что сказать о последствиях для души столь страшного соседства с ней „духов злобы поднебесных“, противостать которым эта душа уже не может во „всеоружии Божием“ (Еф. 6, 11—18), во всеоружии праведности, благодати Божией, веры и слова Божия, этого меча духовного! Таким образом психологически—неизбежное усиление власти греха и диавола над грешною душою в отрешении от тела и составляет весь ужас её загробного существования или, собственно, то, что называется адом. Ад это в сущности одна из самых страшных роковых сил, — это сила греха, пленяющего себе человека за гробом; это — неизбежное сгущение того мрака духовного, в котором пребывают на земле люди, „ходящие во тьме“ и не пользующееся тем светом, который дан им Богом на малое время их жизни на земле (Иоан. 12, 35).

И эта искони столь страшная для грешного человечества сила ада отныне разрушена и потрясена в своих основаниях Господом Иисусом Христом, Его сошествием во ад, кратковременным приобщением Его к безграничному миру мертвых пленников ада, оживших для истины и добра от соприкосновения с самой Истиною и Светом Христовыми. Поучительная сторона этого события заключается, кратко говоря, в изведении душ умерших от мрака адского к свету царства небесного проповедью Евангелия в аду душам умерших. Нет такой силы на небе и на земле, и в этой, и в будущей жизни, которая могла бы устоять перед беспредельною и универсальною силою света и любви к нам нашего Искупителя Иисуса Христа! По-видимому, непроницаемый ни для какой посторонней силы, ад теперь оказывается вполне проницаемым и открытым для любви, могущества, света и благодати Христа, всё Собою наполняющего. И на ад, как и на всё, простирается благодатная сила света и любви Христа, так что действительно мы отныне с апостолом Павлом питаем уверенность, что „ни жизнь, ни смерть, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина“, — ничто „не [329-330] может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем“ (Рим. 8, 38—39). Кто со Христом, для того нет ада, смерть для того не потеря, а приобретение и переход в жизнь вечную, в царство Христово (Лук. 23, 43; Флп. 1, 21—23). Ад создан силою мрака и злобы, силою греха и разрушен ныне силою света и добра не только в своем зарождении, или начале здесь, на земле, но и за гробом — для тех, которые приобщились свету царства Божия на земле. Проповедь Евангелия в аду была, конечно, спасительною и действенною только для непогибших для истины и сохранявших в себе неоплодотворенные истиною ростки высшей жизни; но ад закрыт от благодатных влияний и воздействия света и любви Божественной для душ, отходящих туда из мира во тьме и злобе, даже без ростков света и жизни христианских, без всякой восприимчивости к свету и без способности возвращения к лучшей жизни. Поэтому-то грозным предостережением остается для нас навсегда повеление Христово ходить во свете и веровать во свет, пока есть свет, чтобы не объяла нас тьма, и как можно более запасаться на земле светом для перехода в загробную форму существования, так открытого власти тьмы (Иоан. 12, 35—36). Много света нужно для беспрепятственного перехода от смерти к жизни вечной со Христом без задержки в аду, хотя бы временной; поэтому-то церковью для людей среднего духовного уровня допускается среднее состояние без определенного и окончательного решения участи до последнего всеобщего суда и открытия Царства Божия. Сошествие Христово во ад и было именно приобщением к душам в этом среднем нерешенном состоянии их за гробом (отсюда неосновательность вышеизложенного учения Эпина), и они-то именно и могут почерпать силы и утешение, необходимые на смертный час, в должном разумении и памятовании силы Христова сошествия во ад, прославляемой и воспеваемой так часто в богослужении Православной Церкви, а также слов Писания: Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом! (1 Кор. 15, 54—57).

Литература. Из курсов догматич. богосл. см. митр. Макария Православно-Догматическое Богословие. Спб. 1895, т. 2. стр. 168—173; проф. П. Светлова Курс апологетического богословия. Киев 1900, стр. 348—356; Н. Орлина, Сошествие Господа нашего Иисуса Христа во ад и Его проповедь мертвым (В журн. Правосл. Обозрение 1889, кн. 4). — Из иностр. лучшие: Güder, Lehre von der Erscheinung Jesu Christi unter den Todten. Bern. 1853 (с указанием соответственной литературы); Rink, Zustand nach dem Tode. Aufl. 3-te 1878, p. 332 f.f.

Проф. свящ. П. Светлов.