ЕЭБЕ/Плача книга

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Плача книга איכה‎ — пять элегий, в которых оплакиваются падение Иерусалима и иудейского царства, опустошение Иудеи и увод народа в плен вавилонским царем Навуходоносором (в 587/6 г. до христианской эры).

Название и место книги в каноне. В еврейских рукописях и печатных изданиях Библии эта книга носит название איכה‎ (= «Как!»), по слову, которым начинаются три из ее элегий (1; 2; 4). Талмуд и масора называют ее קינות‎ («плачевные песни», элегии; Баба Батра, 15а, и масора), и еще во время Иеронима это название было в ходу у евреев (Prologus galeatus: «Jeremias cum Cinoth, id est, Lamentationibus suis»). В Септуагинте книга названа Θρήνοι, т. е. Плачи, в Вульгате — Threni или Lamentationes. В некоторых рукописях Септуагинты и в Пешитте (также в славянском переводе) заглавие книги гласит: Плач (или Плачи) Иеремии. В Септуагинте книга помещена за книгой пророка Иеремии (после апокрифической книги Баруха), вероятно, по той причине, что кн. П. считали составной частью книги Иеремии (см. Канон библейский). Но уже Иероним знал, что кн. П. признается у евреев особой книгой и что она помещается среди агиографов (см.). Еврейская традиция помещает ее между «пятью свитками» (חמש מגלות‎), хотя Талмуд и рукописи различно определяют место книги (см. таблицу в соотв. статье).

Форма книги. Пять элегий книги П. соответственно распадаются на пять глав. Первые четыре элегии построены по алфавитному акростиху, причем первые две, за исключением первой строфы первой главы, состоят из трехчленных строф, которые обыкновенно разделяются цезурой на две части неравной длины; в третьей же элегии алфавитная структура распространена также на стихи, так что каждый стих трижды начинается соответствующей буквой алфавита и поэтому разделен масоретами на три пасука, тогда как четвертая элегия составлена в двухчленных длинных стихах с цезурой. Пятая элегия (глава) не связана алфавитным акростихом, хотя она состоит из 22 стихов, соответственно числу букв еврейского алфавита, но здесь применен свойственный библейской поэзии параллелизм членов каждого стиха. Кроме того, в первых четырех элегиях использован еще особый размер, состоящий в том, что часть стиха после цезуры в большинстве случаев короче первой и относится к ней, как 2:3 или 3:4. Эта отрывистая форма выражает всю глубину боли (см. Budde, в Zeitschr. für d. alttestam. Wissenschaft, 1882 и 1892). Странным является то, что в гл. 2, 3, 4 буква ע‎ следует после פ‎, тогда как в первой главе соблюден обычный порядок. Так как и в Псал., 34, стих с буквой פ‎ следовало бы поместить раньше стиха с буквой ע‎, что подсказывается смыслом этих стихов, то можно предположить, что порядок этих букв в алфавите одно время колебался (ср. Sommer, Biblische Abhandlungen, Ι, 144 и сл.). Применение алфавитного порядка к песням имело, по-видимому, мнемотехническое значение.

Содержание книги. Хотя все пять элегий имеют своим содержанием одно и то же национальное несчастье, каждая из них носит свой особый характер. Первая песня оплакивает бедственное положение столицы, некогда многолюдной и величественной, а теперь лишенной главы (царя) и превращенной в данницу. Иерусалим олицетворяется всеми покинутой вдовой, оплакивающей по ночам свое одиночество. Иудея (т. е. провинция) опустела, жители переселились в другие страны. Сион не посещается благочестивыми паломниками, девушки иерусалимские погружены в печаль, и весь город чувствует горечь пустоты. На поле косит меч, а дома (в городе) — смерть. Мнимые друзья и союзники обманули, они еще радуются беде, постигшей Иерусалим. Причину столь неописуемого бедствия поэт видит в греховности иудеев, в распущенности нравов столичных жителей. Первая половина этой главы говорит об Иерусалиме в третьем лице (1—11а), во второй половине столица представляется говорящей от своего имени. Она же молит Бога о возмездии врагам за злорадство, чтобы их постигла такая же участь.

Вторая песня более подробно описывает эту национальную катастрофу. Крепости разрушены, чертоги в развалинах. Храмы Сиона в руках неприятеля, в доме Божием враги шумят, как в день праздника. На улицах лежат заколотыми юноши и старики; в храме Божием убиты священник и пророк; царь и сановники в плену у язычников; алтарь и святилище оставлены Господом. В городе свирепствует страшный голод: матери поедают своих детей, любовью взлелеянных. Плач и стон оглашают улицы. Материальный разгром сопровождался духовным оскудением народа: не у кого услышать слова поучения, пророки не получают видений от Бога. Все это беспримерное бедствие опять-таки является наказанием Божиим за грехи народа. Пророки не обличали беззакония и, успокаивая народ ложными надеждами, подготовили его гибель. В этой главе автор частью говорит о Сионе и еврейском народе в третьем лице, частью он обращается к Сиону во втором лице.

Третья песня говорит от имени автора, который описывает свои собственные тяжкие испытания. Он видел бедствие во всем его ужасе. Он сам был брошен в темницу, закован в тяжелые кандалы, сделался посмешищем для своего народа. Надежды на спасение не было никакой; но он вспомнил, что Господь бесконечно милостив, и его душа ожила. Бог не может смотреть, когда несправедливо судят человека, а без Него ничего не может совершиться. Кто может сделать злое или доброе, если это не предрешено Богом? Автор призывает своих братьев к общей молитве, чтобы Бог простил прегрешения народа, которые являются причиной униженного положения его среди других народов. Личность поэта в этой главе часто переходит в коллективную личность нации, и трудно определить, где он жалуется на свои собственные страдания и где он оплакивает национальное горе, — его личное горе сплетается у него с общим несчастием народа.

Четвертая песня в первой своей половине оплакивает ужасные мучения детей, умиравших с голоду во время войны. «Возлюбленные дети Сиона, равноценные чистейшему золоту, уподобились глиняным черепкам». Сердобольные женщины варили собственных детей, служивших им пищею. С болью говорит поэт, что грех его народа, по-видимому, превзошел грех Содома, ибо этот город ведь погиб в одно мгновение, тогда как страдания евреев мучительно-продолжительные. Во второй своей половине песня описывает несчастие Сиона. Трудно ходить по площадям из-за множества трупов. И это в Иерусалиме, о котором никто из царей земли не поверил бы, чтобы враг мог проникнуть в его ворота! На поле битвы воины обратились в бегство, но неприятель гнался за ними по горам. Помазанник Божий, о котором думали, что под его сенью можно жить среди народов, попался в их сети. Причину ужасного кровопролития поэт видит в грехах пророков и священников, проливавших в Иерусалиме кровь невинных людей. Поэта особенно оскорбляет злорадство Эдома, к которому он иронически обращается с призывом веселиться и радоваться бедствию евреев, но предвещает ему такую же участь. Сион же он утешает и предсказывает, что его кара уже кончена.

Пятая глава заключает в себе молитву, обращенную к Богу, в которой теми же красками описывается гибель Иерусалима. Гора Сион опустела, шакалы бродят по ней; вельможи повешены, юноши носят жернова, а отроки спотыкаются о колоды. Женщины и девушки обесчещены в Сионе и других городах. Оставшиеся в стране терпят страшный голод, воду пьют за деньги, дров из своих же лесов достают за плату. Участками земли завладели чужие, дома перешли к иноплеменным. К Египту простирают руку за поддержкой, Ассирии продаются, чтобы насытиться хлебом. Поэт молит Бога обратить евреев к Себе, возродить их жизнь.

Автор и датировка книги. Древняя традиция единогласно приписывает книгу П. пророку Иеремии. В Септуагинте (и, по ее примеру, в Вульгате) в начале П. имеется прибавка, которая ясно указывает на Иеремию как на автора этих элегий: «И было после пленения Иудеи и опустошения Иерусалима, сел Иеремия, плачущий и произнес этот плач о Иерусалиме и сказал», но буквальный еврейский перевод (את הקינה הזאת על ירזשלּים ױאמר: ױהי אחרי גלות יהודה וחרבן ירושלים זישב ירמיה ויבך זיקונן‎) обнаруживает, что эта прибавка — подделка под дух библейской речи. Во всяком случае, в этой приписке отражается господствовавшее в то время мнение, что автором книги П. был Иеремия. Эта же традиция принята также Талмудом (Баба Бат., 15а). Основанием для этого мнения послужило, вероятно, то обстоятельство, что Иеремия был современником разрушения храма и опустошения Иерусалима и что эта страшная катастрофа составляет главный предмет его пророчеств. Внешним поводом к возникновению этого мнения могла послужить, впрочем, и книга Хроник, в которой, в связи с рассказом о смерти царя Иошии (Иосии), сообщается: «и оплакал Иеремия Иошию; и говорили все певцы и певицы в своих плачевных песнях о Иошии до сего дня; и установили их, как закон для Израиля, а написаны они в плачевных песнях» (II Хрон., 35, 25), а слова четвертой песни П.: «дыхание жизни нашей, помазанник Божий, о котором мы думали, что под его сенью мы будем жить среди народов, — уловлен в их сети» (Пл., 4, 20), могли быть отнесены к трагической смерти этого благочестивого царя, оправдывая таким образом ссылку Хрониста. Это указание в книге Хроник, впрочем, ввело в заблуждение Иеронима и некоторых ученых XVIII столетия, которые объясняли всю книгу П. как плачевную песнь о смерти Иошии (см. Hieronymi comm. ad Zachariam, 12, 11; Michaelis, примечание к Uebersetzung der Klagelieder; Eichhorn, Einleitung, V, § 562). — Некоторые ученые подвергают сомнению как происхождение всей книги П. от одного автора, так и авторство Иеремии. При этом в частностях их мнения сильно расходятся. Против единства всей книги они выставляют то обстоятельство, что в первой песне алфавитный порядок в одном пункте (в порядке следования букв ע‎ и פ‎) разнится от порядка трех других песен (см. выше). Затем третья песня, по мнению критиков, носит другой характер, чем остальные песни. Но в толковании этой песни критики расходятся. Budde, например, считает, что автор этой элегии рисует свои собственные страдания и этим моментом отличается от авторов остальных элегий П., а Baudissin утверждает, что автор под своими личными страданиями рисует страдания всего народа и только тем отличается от авторов остальных элегий, что называет народ или Иерусалим не словами: «дочь моего народа» (בת עמי‎) или «дочь Сиона» (בת ציון‎), а, отождествляя народ со своей личностью, называет его «мужем» (הגבר‎). 14-й стих данной главы этот ученый, как и другие, переводит: «я сделался посмешищем для всех народов» (а не «для всего моего народа», как следует переводить согласно масоре, хотя отсутствие определительного ה‎ перед словом עמי‎ подтверждает масоретское чтение). Третья глава, по мнению Baudissin’a, своеобразна также и в том отношении, что не содержит определенных указаний на конкретные обстоятельства и события; она скорее содержит общие рассуждения об испорченности народа и о ее последствиях. В пользу происхождения элегий П. от различных авторов приводят еще другие соображения, которые, впрочем, не убедительны: в сравнении со 2-й и 4-й главами остальные будто бы стоят ниже в художественном отношении; во 2-й и 4-й главах мы слышим описания очевидцев, а 1-я, 3-я и 5-я обнаруживают будто бы слабое подражание. Против авторства Иеремии выдвигается, главным образом, тот аргумент, что он, оставшись сначала в Иудее и принимая деятельное участие в организации общины под главенством Гедалии (см.), а потом переселившись против воли в Египет (см. Иеремия), не имел будто бы времени сочинять песни в искусственной алфавитной форме. Также слова второй песни: «ее пророки не нашли видений от Бога» (2, 9) будто бы не могли быть сказаны Иеремией, который пророчествовал еще в Египте. Но эти слова ведь могут относиться к одному определенному моменту, ко времени всеобщей растерянности, наступившей под подавляющим впечатлением национальной гибели. Приводятся также аргументы лексического и стилистического характера. Ученые Nägelsbach и Löhr статистически установили элементы сходства и различия между языком кн. Иеремии и кн. П. (ср. комментарий Nägelsbach’a к П. в «Langes Bibelwerk»; Zeitschr. f. d. alttest. Wissensch., 1894). Другие ученые находят, что язык Π. сходен с языком Иезекиила, или же второй части кн. Исаии, или же, наконец, Псалмов. Положительные гипотезы о времени и авторе П. расходятся: Fries, например, считает, что главы 1—3 можно приписать Иеремии, но главы 4 и 5 он отодвигает даже до маккавейского времени; Löhr относит главы 2 и 4 приблизительно к 570 г., а главы 1, 5, 3 — после 530 г.; Budde считает, что главы 2 и 4 появились уже около 580 г., глава 5 — до 550 г., глава 1 — после 430, глава 3 — в III в. до христианской эры. По мнению других, эти элегии с самого начала были составлены для чтения их в день 9-го Аба (см. Зах., 7, 5), но не очевидцами разрушения храма, а позднейшими, для которых бедствия их времени являлись как бы продолжением той страшной катастрофы. [В виде аргумента в пользу традиционного мнения об авторстве пророка Иеремии приводят упоминание в III главе Π. о заключении автора в темницу, что известно из Библии только о пророке Иеремии. — Ред.].

Ср.: PRE., X, 504; Baudissin, Einleitung in d. Bücher d. Alt. Test., Leipzig, 1901, 40, 673—684; KBW., s. v. Klagelieder; J. E., s. v. Lamentation; Enc. Bibl., s. v. Lamentation; K. Fr. Keil, Lehrbuch d. hist.-kritisch. Einleitung in d. kanon. u. apokr. Schriften d. A. Т., 1859, 376—379.

А. С. Каменецкий.1.