ЕЭБЕ/Иеремия, пророк

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Иеремия, ירמיהו ירמיה‎, в Библии — один из величайших еврейских пророков, идеальный образец народного трибуна и печальника, в продолжение почти полустолетия влиявший и словом, и делом на политическую и религиозную жизнь народа и государства. Лучший сын своего народа, болевший его скорбями и страданиями, жаждавший радостной и мирной жизни для него, И. обстоятельствами своей эпохи вынужден был предсказывать ему гибель и разрушение и рисовать картину грядущих мрачных событий, разыгравшихся еще при его жизни.

Жизнь и время И. — И. родился около 650 г. до хр. эры в Анатоте (см.), небольшом селении, расположенном в трех милях к северу от Иерусалима и первоначально входившем в состав Вениаминова удела. Он был сыном некоего Хилкии и принадлежал к священническому роду, так что самое его происхождение давало ему право на видное положение. Климент Александрийский и Иероним даже полагали, что отец его Хилкия был не кто иной, как сам первосвященник Хилкия, знаменитый сотрудник царя Иошии, отыскавший в храме книгу Второзакония, но это едва ли правдоподобно. Рано почувствовав в своем сердце призвание сделаться пророком, духовным руководителем своего народа, Иеремия отказался от личного счастья и до конца своей жизни не был женат (Иер., 16, 2 и сл.). По-видимому, кроме пророческой деятельности, И. больше ничем не занимался, и содержание свое он получал, вероятно, с недвижимого имущества, которым он владел в Анатоте; во всяком случае он не был бедным человеком, так как мог купить участок земли у своего дяди Ханамеля (Иер., 32). В тринадцатом году царствования Иошии (в 626 г. до хр. эры), еще будучи совершенно молодым человеком, И. был впервые призван выступить на пророческое поприще. Как полагают, толчком для этого послужило скифо-халдейское нашествие на Сирию в первый год царствования Набапалассара, когда скифские орды, вторгшись в Малую Азию с севера и миновав западную палестинскую границу, напали на Египет (Геродот, 1, 164). С этого времени его пророческая деятельность уже не прерывается вплоть до завоевания и разрушения Иерусалима Навуходоносором (586 до хр. эры), продолжаясь более 40 лет. Все величайшие события его времени отразились в его пророчествах; не было ни одного значительного явления, в общественной или государственной жизни, которое не нашло бы отклика в его пророческих выступлениях. Гений этого пророка не отрывался ни на минуту от земли, как бы ища в назревающих грозных событиях ответа на мучавшие его вопросы; поэтому пророчества Иеремии одинаково ярко отражают в себе великую религиозную реформу, связанную с нахождением книги Второзакония (621 до хр. эры), увод Иегоякина в плен в Вавилонию (597), последнюю катастрофу Иудейского царства (586), страшный развал общественных сил и нравственное падение всего иудейского народа. В начале политической и пророческой деятельности И. Палестина была еще довольно сильна своими цветущими городами, надежными крепостями и организованными войсками, а под конец ее пред ним дымилась страна в развалинах, во многих местах совершенно опустошенная, храм был разрушен, народ уведен в плен, и уже не Палестина, а Египет и Вавилония стали странами постоянного пребывания евреев.

Пророческая деятельность Иеремии охватывает царствования Иошии, Иегоякима, Иегоякина, Цидкии, непродолжительное наместничество Гедалии и небольшой период времени, непосредственно наступивший после убиения последнего. О жизни И. в течение царствования Иошии никаких подробностей не сохранилось; это, как полагают, может быть объяснено тем, что И. продолжал жить на первых порах своей пророческой деятельности, преимущественно в Анатоте, лишь изредка посещая Иерусалим. Уже в Анатоте он подвергся первым преследованиям за свои речи, направленные против нравственного падения современного общества. Его суровость и угрозы грядущими страданиями вызвали такой гнев против него в жителях Анатота, что они готовы были убить его, чтобы хоть таким путем добиться его молчания (Иерем., 11, 21 23). Но, несомненно, именно здесь, вдали от столичного шума, сложился в душе И. тот идеал служения народу, которому он ни на одну минуту не изменил в своей жизни. Здесь, по-видимому, он прилежно изучал старых пророков, мыслями и оборотами которых он впоследствии часто пользовался; в речах старых пророков получил он также истинное представление о Боге и началах божественной морали, отсюда он узнал о великом прошлом своего народа и о его назначении в будущем. Он переселился в Иерусалим, по-видимому, незадолго до вступления Иегоякима на престол; по крайней мере, только в правление этого царя он появляется уже в качестве постоянного иерусалимского жителя. Но и здесь он не находит покоя для своей тоскующей души. То, чему он был свидетелем в Анатоте, т. е. насилие, ложь, идолопоклонство, здесь, в Иерусалиме, приняло еще более грандиозные размеры и заполнило все улицы великого города (5, 1 и сл.); тут всюду преступления и разврат пустили глубокие корни. Любовь И. к народу, которая сквозит в каждом его пророчестве, его смертельная тоска по поводу того, что народ сам не видит пропасти, в которую он готов низринуться, временами сменялись пламенным гневом на тот же народ, на его непонимание и темноту. — Пророк знает, что его речи не доставят ему ни почестей, ни славы. «Ибо лишь только я заговорю, — жалуется он, — я должен вопить о насилии и разорении; оттого слово Божие обратилось в поругание мне и во вседневное посмеяние. Я подумал было: не стану и напоминать о Нем и не буду более говорить Его именем, но оно стало в сердце моем, как огонь пылающий, проникший в кости мои, я измучился, удерживая его, но я не могу больше» (20, 9). Уже в своих первых речах, произнесенных еще в царствование Иошии, он дает полную картину общего развала, изображая народ ушедшим в разврат и идолопоклонство, священников и лжепророков не признающими Единого Бога, судей — не творящими правосудия и т. д. (ср. особенно Иер., 2, 4—28 и др.). Однако уже и в это время, по-видимому, речи пророка, производившие сильное впечатление на слушателей, возвращали некоторых из них на истинный путь. Несомненно, что те из приближенных и сановников Иошии, которые запечатлели в еврейской истории свои имена в связи с открытием свитка Второзакония, находились под влиянием Иеремии и, в свою очередь, влияли в этом же направлении и на самого царя. Великая реформа, произведенная последним в сфере религии, должна была носить на себе отпечаток духа Иеремии, и хотя нет прямых указаний на это, можно, однако, легко допустить это, зная, что на 31-годичное царствование Иошии пришлись восемнадцать лет пророческой деятельности И. Пока на иудейском престоле сидел Иошия и государственная жизнь текла в рамках, поставленных Второзаконием и строго охранявшихся религиозным царем, И. мог жить спокойно, уверенный в том, что ничто дурное не грозит чистому культу Бога. Вот почему, вероятно, пророк произнес за это время такое незначительное число речей; очевидно, он сам не чувствовал в них необходимости, а народ в них не нуждался. Но вот Иудею постиг страшный и роковой удар: в сражении при Мегиддо погиб добрый и благочестивый царь Иошия. После трехмесячного царствования Иегоахаза (см.) на престол вступил Иегояким (см.), а вместе с ним в Иудейское царство ворвались совершенно новые идеи, шедшие вразрез с исповеданием Иошии. Вместо религиозного монотеизма создается религиозный синкретизм из культов Баала, Астарты, египетской «царицы небесной», и пр. В Иудее, по словам И., снова стало столько богов, сколько городов, а в самом Иерусалиме все улицы были уставлены «позорными» жертвенниками, на которых приносились жертвы Баалу; вновь были введены жертвоприношения детьми (Иерем., 11, 12—13), а рядом с этими религиозными заблуждениями шло моральное падение народа. Открытый разврат, полное пренебрежение к вдовам, сиротам и неимущим, бессовестное ростовщичество, преследование несостоятельных должников, взяточничество и продажность судей, убийства и грабежи — все это свило себе прочное гнездо в Иерусалиме (Иер., 7, 5 и сл.). Но страшнее всего было то, что истинным пророкам не давали слова вымолвить, что за порицание существующего порядка вещей их ждала тяжкая кара и даже смерть. Пример пророка Урии, невинно убитого, был еще у всех перед глазами (Иер., 26, 20—23) и никто не решался поднять голос против царящего произвола. Сам И. теперь пока тоскливо молчал и лишь часто уединялся в храме, где в горячих молитвах обращался к Богу с просьбою просветить и вразумить его заблудший народ и слепых руководителей его, но всякий раз Господь возвещал ему, что его молитвы не будут услышаны, что грозная кара уже ждет народ еврейский (Иер., 7, 16; 11, 14; 14, 11 и др.). Наконец он громко поднял свой голос. В одной из своих речей, относящихся к царствованию Иегоякима, И. прямо обращается к народу и его правителям от имени Бога: «Исправьте пути ваши и ваши поступки, и Я вас оставлю жить в этом месте… Пойдите в Шило, Мое (прежнее) местопребывание, и посмотрите, что сделал Я ему за грехи народа моего израильского… И вот Я поступлю с этим домом, называющимся именем Моим, на который вы возлагаете свои надежды, и страною, которую Я дал вам и вашим предкам, так, как Я поступил с Шило. Я отвергну вас от лица Своего, как Я некогда отверг ваших братьев, все потомство Эфраимово» (Иер., 7, 3—16). Такие и другие подобные речи должны были создать ему много врагов, жаждавших его гибели. Пророк видел это; ему, страдавшему за народ, отвернувшийся от Бога и справедливости, было мучительно сознавать, что люди, за которых он готов был отдать свою жизнь — его враги. Иногда, в минуты тоски, его охватывала жалость к самому себе, и он скорбел о том, что родился суровым и непримиримым учителем людей (Иер., 15, 10 и сл.), которого все проклинают и сторонятся; но лишь только он вспоминал о торжественном заявлении, сделанном ему Богом, что в этом водовороте пороков и преступлений Он его одного «поставил городом укрепленным, железным столпом и бронзовой стеной перед всей страной — перед царями иудейскими, князьями, священниками и всем народом» (Иер., 1, 15), он снова приступал к своему тяжелому подвигу, покорно ожидая смерти. В царствование Иегоякима (см. Ryssel, J. E., VII, 97) произошел первый случай, когда недовольство речами пророка вылилось в форму угрозы его неприкосновенности. Однажды И. произнес пламенную речь против идолопоклонства в долине Гиннома (см.) и, как символ полной гибели иудейского царства, бросил оземь глиняный кувшин и разбил его (Иер., 19). Когда же он эту самую речь вскоре повторил и в храмовом дворе, то некто Пашхур, священник и смотритель храма, продержал его в темнице целый день (ibid., 20, 1—4). В царствование того же царя произошел и другой случай, когда смерть грозила И., но благодаря стараниям друзей и в особенности царского приближенного Ахикама, сына Шафана, И. удалось спастись от самосуда разъяренной толпы, руководимой лжесвященниками и лжепророками (Иер., 26, 1 сл., до конца). И на этот раз ему вменялось в вину то, что он предсказывал неминуемую гибель храма и государства, если их руководители не исправятся (Иер., 26, 6, 13).

В это время за пределами Палестины произошли великие события, которые должны были отразиться и на этой стране. Ассирийское царство пало под натиском соединенных сил мидян и вавилонян, и владычество над Востоком перешло к новому завоевателю, основателю Нововавилонской монархии, Набопалассару. Эти события поставили маленькую Иудею между двумя великими враждующими монархиями — Египтом и Нововавилонским царством. Оба они боролись за мировую гегемонию, и каждому из них хотелось иметь Иудею своей провинцией, так как она служила ключом к владениям обеих монархий. Когда на Востоке ассирийское могущество падало под ударами новых народов, египетский фараон Нехо II захватил Сирию, Финикию, Иудею, Идумею, и Заиорданье, намереваясь раздвинуть пределы своего государства до берегов Евфрата. Но здесь он встретился с сыном Набопалассара — молодым завоевателем Небухаднеццаром (Навуходоносор), который (604) заставил его отказаться от многих его прежних владений, в том числе и от Иудеи. Что народ желал гибели египетского владычества, державшего его в вассальной зависимости и вынуждавшего его платить большую дань, видно из одного пророчества И., в котором он предсказал падение этой монархии. «Кто-то поднимается, как река, как воды бушующего потока? То Египет поднялся, как река, как воды бушующего потока. Он говорил: «Я поднимусь, покрою землю, истреблю города и жителей их»… Но вот наступит день Господа Цебаота, день отмщения и воздаяния врагам Его (египтянам), меч пожрет их и насытится, и упьется кровью их… Иди в Гилеад и возьми бальзам, дева, дщерь Египта; напрасно ты употребляешь множество лекарств — тебе нет исцеления» (Иер., 46, 1—13). Египетское могущество пало, и в числе других стран, сбросивших с себя его иго, была и Иудея. Теперь близорукому Иегоякиму и его советчикам казалось, что уже никто не угрожает спокойствию Иудеи. И вместо того, чтобы укрепить свое государство внутри и поднять его престиж извне, царь и его приближенные предавались забавам и попойкам или возводили пышные постройки, пользуясь для этого свободными иудеями, которых обращали в рабов. Вся политическая конъюнктура, в которой вавилонская монархия должна была играть главную роль, была им как будто совершенно не известна, но зато тем внимательнее присматривался к ней пророк. В смутных контурах нагромоздившихся на Востоке событий ему ясно вырисовывалась та роль, которую должна была играть Нововавилонская монархия в мире. Уже после победы Навуходоносора над Нехо II И. стал ему предсказывать блестящие победы и над другими народами, в том числе и над Иудеей. В пророчестве, относящемся к первому году царствования Навуходоносора, он рисует его тем орудием, которое Господь избрал для наказания строптивого еврейского народа: «Я поведу его, — говорит Господь устами пророка И., — на эту страну, на жителей ее и народы, обитающие вокруг нее; Я опустошу ее и разрушу, и наполню ее вечными развалинами. Я уничтожу в ней звуки веселья и радости, ликование женихов и невест, стук жерновов и свет светильников» (Иер., 25, 9, 10). Он рисует перед своими слушателями картину, как Господь вручил ему чашу, наполненную ядом, и велел ему напоить им жителей Иерусалима и городов Иудеи, царя египетского, его сановников и подвластные ему племена, царей и города Филистейской земли, Эдома, Моаба и Аммона, города далекой Аравии и Элама — словом, всех тех, которые с падением Египта почувствовали себя свободными. Он от имени Господа Бога должен сказать им: «Пейте, упейтесь допьяна, падайте с ног; и не вставайте при виде меча, который Я посылаю на вас» (Иер., 25, 15 и сл.), а если они не захотят испить эту чашу с ядом, тогда он должен сказать им: «Пейте, пейте… Вот над городом, Моим именем названным, Я начинаю творить бедствие, неужели же вы избавитесь от него? Нет, вы не избавитесь, ибо меч Я призываю на всех жителей земли» (ibid., 25, 28 и сл.). Но речи И. оставались гласом вопиющего в пустыне; над ним издевались (Иер., 20, 7—8), прислушиваясь к его речам лишь для того, чтобы донести на него властям. И если И. не был умерщвлен и теперь, то, по-видимому, только потому, что были люди и среди власть имущих, которые считались с его речами. — Но вот Навуходоносор, победив Сирию, стал приближаться к Палестине. Видя в Палестине ключ к Египту, он потребовал от Иегоякима подчинения ему, если не желает погубить свой народ и страну. Но в это же время и Египет стал заискивать в иудейском царе, поощряя его к сопротивлению и обещая ему поддержку. Иудея вновь очутилась между двух огней, не зная, кому из соперничающих государств отдать предпочтение. Не колебался лишь И. Он понимал, что в борьбе с Навуходоносором все проиграно и единственно, что еще может сделать царь Иегояким — это избежать бесполезного кровопролития и немедленно признать над собою власть этого царя. И вот, пользуясь нерешительностью царя и его вельмож, а также паническим страхом самого народа, пророк приказал своему ученику Баруху (см.) списать речь, в которой он некогда предсказал победу Навуходоносора над Иудеей и всеми окружающими ее народами, и прочесть ее перед народом в храме, куда он должен был собраться для общей молитвы о спасении от рук вавилонян. Сам И. почему-то не мог явиться в храм, но все же эта речь, прочитанная его учеником, произвела на народ потрясающее впечатление: все как бы вдруг увидели перед собою пропасть, раньше незаметную, и поняли, что эту пропасть вырыли они сами.

Пещера Иеремии, к северу от Иерусалима (с фотографии).

Об этой речи, как и о впечатлении, произведенном ею, услышали и некоторые сановники, по-видимому, благосклонно относившиеся к пророку и его деятельности, решили довести об этом до сведения царя, с целью вывести его из апатии и заставить его отказаться от сопротивления Навуходоносору. Царь выслушал их и велел принести рукопись. По случаю холодного времени царь сидел перед жаровней с горящими угольями и грелся. По мере того, как Иегуди (см.), сын Нетании, прочитывал отдельные листы, Иегояким брал их из его рук, разрывал на части и спокойно бросал в огонь. Эльнатан, Гемария и др. приближенные стали умолять царя не делать этого, но он их не послушал. Больше того, царь, склоняясь, по-видимому, в душе на сторону Египта, так разгневался на И. и его ученика — Баруха, что велел их немедленно отыскать и казнить, но князья, сторонники пророка, успели их вовремя укрыть (Иер., 36, 1—26). После этого Барух снова списал речь И., который прибавил к ней еще «много подобных же слов» (ibid., 36, 32).

Из этой борьбы между капризным царем и беззащитным пророком победителем вышел пророк; его агитация за признание евреями власти вавилонского завоевателя и за недопущение бесцельного кровопролития возымела действие: огромная часть народа и сановников присоединилась к нему, и Иегояким должен был прекратить сношения с Египтом и уплатить дань Навуходоносору. Эта покорность продолжалась только три года; заключением мятежного союза с Египтом и Финикией против Нововавилонской монархии царь думал вернуть себе самостоятельность, но он не успел дожить до результатов этого шага. Сын его, Иегоякин (см.), руководимый безнравственной матерью Нехуштой, продолжал политику своего отца, отказываясь платить дань Навуходоносору. Хотя Финикийское государство уже пало под ударами последнего и такая же участь ожидала и другого союзника — Египет, однако Иегоякин, надеясь, вероятно, на неприступность иерусалимских стен, продолжал игнорировать вавилонского царя. И., прекрасно понимавший всю бесцельность борьбы, говорил в это время, обращаясь к «царю и правительнице» (Нехуште): «Сядьте пониже, ибо спускается с вашей головы венец вашей славы… Изгнан будет Иуда, дочиста уведен будет в изгнание» (Иерем., 13, 18 и сл.). «Взберись на Ливан и плачь, — говорил он далее, — на Башне возвысь свой голос, с гор Абарима громко вопи, ибо раздавлены все твои друзья. Я увещевал тебя во дни благоденствия твоего, но ты (страна) говорила: «Я не послушаюсь тебя»; таково поведение твое с юности — никогда ты не внимала голосу моему. Всех друзей твоих угонит ветер, и любимцы твои уйдут в плен, и только тогда ты устыдишься и будешь посрамлена за злодеяния свои»… «Клянусь, — говорит Господь, — если бы ты Иехонья (Иегоякин), сын Иегоякима, царь иудейский, даже был печатью-перстнем на Моей деснице, то Я сорвал бы тебя с нее и отдал бы тебя в руки домогающихся души твоей, в руки тех, которых ты страшишься — Навуходоносора, царя вавилонского, и халдеев» и т. д. (Иерем., 22, 20 и сл.). Предсказания И. и теперь оправдались: Иегоякин, мать его, двор и 10000 евреев были уведены в плен и на страну наложена большая дань (II Цар., 24, 8 и сл.). — Со вступлением на престол Цидкии деятельность И. усиливается. Снова ему приходится доказывать, как опасно отложиться от Вавилонской монархии. Дело в том, что финикияне и другие племена, жившие вокруг Палестины, как Эдом, Моаб, Аммон и др., решили воспользоваться осложнениями, которые возникли между Навуходоносором и эламитами, чтобы свергнуть с себя его иго. Слабовольный Цидкия примкнул к этой коалиции; один только И. предостерегал царя и народ не увлекаться приятными, но несбыточными мечтами и примириться с властью Вавилона, если они не хотят окончательно быть задавленными могущественным завоевателем. Чтобы символически представить народу свою мысль о необходимости полного подчинения Вавилону, И. однажды надел на себя деревянное ярмо и с этой эмблемой явился пред народом в храме. Присутствовавший здесь пророк Хананья, сын Азура из Гибеона, сорвал с его шеи ярмо и разбил его, заявив, что в течение двух ближайших лет власть Навуходоносора будет так же сломлена, как это ярмо, и царь Иегоякин со всеми изгнанниками еврейскими вернется в Иерусалим. На это И. отвечал: «Аминь! так да сделает Господь», — но тут же прибавил, что Навуходоносор, вместо деревянного, наложит железное ярмо на все народы, которые восстанут против Него (Иер., гл. 28). В то же время пророк обратился к вавилонским изгнанникам с посланием, в котором убеждал их предаваться мирным сельским занятиям, не помышляя пока о возвращении на родину. «Стройте дома и живите в них, — писал он им, — разводите виноградники и вкушайте от их плодов, берите себе жен и приживайте с ними детей, жените своих сыновей и выдавайте замуж своих дочерей, умножайтесь там, а не уменьшайтесь; заботьтесь о благосостоянии того города, в который Я (Господь) вас изгнал, ибо при его благополучии будет мир и вам» (Иер., 29, 5—8). В этом же письме он предостерегал изгнанников от лжепророков Ахаба (см.), Б. Колаи и Цидкии бен-Маасеи, которые предсказывали скорое освобождение; им И. предвещал тяжелую смерть за то, что они вводили в обман своих братьев, говоря им о несбыточных вещах (ibid., 29, 21 и сл.). По-видимому, народ в массе послушался советов Иеремии, направленных к тому, чтобы облегчить ему горечь его пребывания на чужбине. Но вельможи еврейские, находившиеся в Вавилоне, иначе смотрели на это послание, считая, что пророк призывает изгнанников к примирению со своим положением на вечные времена, хотя сам пророк указывал только на 70-летний срок пленения (Иер., 29, 10). Один из таких вельмож, Шемая из Нехлеми, в особом письме жаловался правителям Иудеи на пророка и назвал его изменником за то, что он советовал изгнанникам примириться со ссылкой; он упрекал смотрителя храма Цефанию бен-Маасея за то, что он позволял И. свободно проповедовать в храме «сумасбродные» идеи, и предложил заточить в темнице и даже подвергнуть пытке его и его единомышленников (Иер., 29, 24—30). Наряду с этим росли значение и сила военной партии, стоявшей близко к трону и нашептывавшей Цидкии о необходимости войны с Вавилонией во чтобы то ни стало. Теперь уже намечалась новая коалиция держав — из финикийцев, аммонитян и, главным образом, Египта, фараон которого Хофра («Априс» у Геродота) особенно горел желанием сразиться с Навуходоносором. Но им нужна была и Иудея, как союзница. И вот они начали влиять обещаниями и подарками на военную партию, а через нее и на самого царя. Последний сдался и решил примкнуть к коалиции; когда же Навуходоносор появился под стенами Иерусалима, ни один союзник не пришел на помощь Цидкии, и Иудея была предоставлена самой себе. Около полутора лет продолжалась осада Иерусалима, и деятельность И. в это время носила неопределенный характер. Возможно, что на него еще продолжали коситься, как на лицо, вызвавшее несчастье, но, с другой стороны, с ним нельзя было не считаться, как с человеком, слова которого вполне оправдались. По-видимому, под его непосредственным влиянием были отпущены теперь, согласно древнему Моисееву закону, на свободу рабы и рабыни, что уже в течение многих столетий не исполнялось (Иерем., 34, 8 и сл.; возможно, что рабы были отпущены на волю с тем, чтобы из них немедленно составить кадры воинов, в которых осажденный город особенно нуждался, при чем, вероятно, исходили из предположения, что свободный человек будет с большим воодушевлением защищать город, нежели раб). Однако стоило Навуходоносору, ввиду выступления египетского царя Априса на помощь осажденным, на время снять осаду, как сановники и богачи иудейские снова обратили их в рабство. Этот бесчеловечный поступок сильно оскорбил чистую душу пророка. Не думая о том, что всякий протест теперь, при общей радости по поводу ухода врага, может вызвать гнев, и даже самосуд толпы, И. с болью и гневом обрушился на Цидкию и его приближенных. Он обвинял их в клятвопреступлении и бесчестности, в осквернении чистой и святой человеческой свободы и призывал на них «свободу» меча, мора и голода. Он говорил о том, что они слишком рано справляют свой праздник освобождения на спинах освобожденных и снова закабаленных людей, что снова явится к стенам страшный и грозный Навуходоносор, и тогда тем горше будет их поражение (Иер., 34, 17 и сл.). Эта речь привела вельмож и богачей в ярость. Когда Иеремия однажды вышел из Иерусалима, чтобы пробраться в свой родной Анатот, начальник городской стражи задержал его по подозрению в намерении перейти в неприятельский стан и выдал его князьям, которые его предварительно избили, а затем бросили в темницу. После того как пророк был однажды вызван на тайное свидание с царем, пожелавшим узнать его мнение о положении дел, его тюремный режим был значительно смягчен и он даже получил возможность общаться с народом; но так как И. не скрывал от последнего своих мыслей, то вельможи присудили его еще к более строгому режиму, поместив его на дно полувысохшего колодца. В этой грязной и топкой яме, в которой пророк едва не утонул, ему, кроме того, угрожала голодная смерть, так как ввиду недостатка хлеба в городе вследствие осады никто не заботился о его пище. Когда царь узнал об этом, он велел вытащить его веревками из ямы и поместил его недалеко от себя, посылая ему ежедневно по хлебу из царской пекарни (Иер., 37, 13 и сл. до конца). В этом почетном заточении пророк пробыл еще несколько месяцев. Единственным утешением ему при этом служило то, что при нем находился его любимый ученик и сотрудник Барух. — В это время для Иерусалима настали поистине страшные дни, когда люди на улицах умирали от голода, когда, по преданию, матери варили своих собственных умерших от голода детей и мясом их утоляли свой голод (ср. Плач, 2, 20; 4, 10). И., уже вышедший на свободу, видел это и понимал всю бесполезность этих жертв. Кроме того, он чувствовал и понимал, что всякое промедление в сдаче города Навуходоносору вызывает только большее ожесточение в нем, и если город сам не сдастся, а будет взят неприятелем, то можно ожидать, что никто не останется в живых. Когда в это время царь снова спросил совета И., как поступить, то вновь получил в ответ: добровольная сдача. По-видимому, и на этот раз Цидкия не послушался совета пророка и стал покорно ждать своей участи (Иер., 33, 4 и сл. до конца), а в это время халдеи ворвались в город. Как и предсказывал И., они, ожесточенные долгой осадой, стали беспощадно убивать иерусалимских жителей и только немногих из них, в том числе И. и, вероятно, его ученика, Баруха, отправили в цепях к Навуходоносору, находившемуся тогда в Рибле. Здесь И. был освобожден от цепей, по приказанию царя, и ему предоставили на выбор или переселиться в Вавилонию вместе с прочими изгнанниками, или остаться в Иудее. Он предпочел последнее и поселился вместе с Гедалией — наместником иудейским, в Мицпе. Когда же Гедалия был убит Исмаилом, то среди пленников, захваченных последним в Мицпе, был, вероятно, и И. и его ученик Барух, хотя прямо об этом не упоминается (Иер., 41—42). После того как пленники были отбиты, пред иудейскими военачальниками возник вопрос, как им быть — вернуться ли в Мицпу и ждать там решения своей участи от Навуходоносора, который мог объявить их соучастниками в убийстве наместника, или пойти в Египет, где они могли надеяться на благосклонный прием. Решение этого вопроса они предоставили И. Десять дней провел он в горячих молитвах, в душе и сам затрудняясь решить этот важный вопрос. Когда же он, наконец, объявил иудейским военачальникам, что они должны остаться в стране и не бояться Навуходоносора, уже было поздно: они уже сами решили направиться в Египет, что немедленно же привели в исполнение и, уходя, увлекли за собою И. и Баруха. Здесь он продолжал еще некоторое время свою пророческую деятельность, касаясь главным образом идолопоклоннических тенденций, пустивших глубокие корни среди египетских евреев. Особенно он нападал на женщин, которые являлись главными виновницами в деле религиозной ассимиляции евреев с египтянами (44, 1 и сл.). Свое отрицательное отношение к самой египетской стране он проявил в тех пророчествах, в которых предсказал гибель фараона и страны от руки Навуходоносора. Последнее, правда, не сбылось, но фараон Хофра действительно погиб, убитый одним мятежником по имени Амазис. — Где и когда умер И., в точности не известно; относительно его смерти существует много противоречивых легенд (ср. ниже). Согласно некоторым из них, он был побит камнями своими собратьями и похоронен в Египте (Иероним, Advers. Jov., III, 37). Могилу его указывали в Каире и Дафний (евр. תחפנחס‎). В апокрифах рассказывается, что им были зарыты в горе Небо Скиния, Ковчег завета и жертвенник воскурения, а по другим данным и Священное Писание (II Мак., 2, 1 4). Одно только можно сказать, что, как печальна и трагична была жизнь И., так же печальна была, вероятно, и его смерть вдали от любимой Иудеи, среди братьев, враждебно против него настроенных; он погиб с печатью вечного печальника на лице и в речах.

Этические и религиозные воззрения И. — В своих пророчествах Иеремия преследовал двоякую цель — разрушать и созидать. Преисполненный священного гнева при виде падения религиозных и нравственных основ в Иудейском царстве, он пророчит ему гибель и выражает желание, чтобы оно подпало власти халдеев, усматривая в этом одну из исправительных мер. Но произнося это суровый приговор, он был вместе с тем глубоко убежден, что падение Иудейского государства будет иметь своей целью не окончательное опустошение его, но, наоборот, его возрождение и расцвет. Соответственно этому, в его речах звучат, с одной стороны, тоска и горечь по поводу падения религиозно-нравственных устоев в иудейском народе, а с другой стороны, И. останавливается на причинах этого явления и ищет средств для возрождения национальной жизни народа. Падение патриархальных нравов пророк считает последствием непомерного увлечения ложными тенденциями, издавна господствовавшими в еврейском обществе. То было время презрительного отношения ко всему национально-еврейскому и подражания чужим нравам, что вызывало идолопоклонство и нарушение правовых и религиозных норм. Против этого протестует и борется пророк. «Ибо два преступления совершил Мой народ, — говорит Господь устами пророка, — они покинули Меня, источник живой воды, чтобы высечь себе цистерны, цистерны развалившиеся, в которых даже не держится вода» (Иер., 2, 13). — Пророк не понимает, почему «Израиль, некогда свободный и могучий, находится теперь в положении раба или «клиента», יליד נית‎, и спрашивает народ, почему он так тяготеет к «путям египетским, чтобы испить воды Шихора» (Нила), или "к «путям Ашура, чтобы напиться воды Евфрата?» Но он уже предусматривает ответ, а именно, что к этому состоянию привели его безбожие, беззаконие и потеря чувства правды и истины (Иер., 2, 18 и сл.). Пророка интересуют причины этой религиозно-нравственной и государственной порчи в Иудее, и для этого он обнажает все язвы своего времени и смело ополчается против всех тех, кого он считает косвенными или прямыми виновниками этого падения. Иеремия, со свойственной ему проницательностью, бичует не государство, а правителей, не народ, а руководителей и учителей его, которых он публично объявляет виновниками гибели государства. Князья и советники, лицемерные священники и ложные пророки становятся теперь главной темой его бурных и пламенных речей к народу. Пророку раньше казалось, что только простые и невежественные люди не могут разобраться в путях и предначертаниях Господа, и потому грешат против Него, но вот он обращается со словами увещевания «к великим», которые «знают пути Господа и правду их Бога, но они все разломали ярмо и расторгли узы» (Иер., 5, 4—6). «Они (эти руководители народа) разжирели и растолстели», творят всякие беззакония, глухи к мольбам тех, которые обращаются к ним за правосудием, или сознательно извращают законы и обижают «сирот и бедных» (ibid., 5, 28). «Горе пастухам, — восклицает он в другом месте, — губящим и разгоняющим овец паствы Моей» (Иер., 23, 1). Еще резче звучат его речи против ложных пророков, превратившихся в послушное орудие сановников, царей и вельмож, предсказывавших им то, что для тех было удобно или выгодно. «Ибо и пророк, и священник предались разврату, и в доме (храме) Моем Я нахожу их злодеяния, — говорит Господь» (Иер., 23, 9, 11). Сравнивая эфрамитских, т. е. самарийских пророков, с пророками иудейскими, Иеремия приходит к печальному выводу, что последние не лучше первых. «В пророках самарийских, — говорит он, — Я видел богохульство, תפלה‎: они пророчествовали во имя Баала и вводили в заблуждение Мой народ Израиль»; а в иерусалимских пророках он наблюдал нечто отвратительное, שערורה‎ — разврат, вероломство и ложь, явное потворство преступникам, «дабы никто не вернулся от своих злодеяний». «Они все стали для меня, как Содом, и жители его (Иерусалима) — как Гоморра» (Иеремия, 23, 13—14). Полный скорби об утрате его противниками веры и чести, и мечтая о восстановлении чистого культа единобожия, как это было во времена Иошии, он жалуется: «Священники не говорят: где Господь?, а хранители Торы не знают Меня; пастыри согрешили против Меня, а пророки пророчествуют во имя Баала» (Иер., 2, 8). Храм — говорит он — не разбойничий вертеп, куда можно придти лишь за тем, чтобы сложить ношу своих преступлений и почувствовать себя освобожденным от всякой ответственности перед людьми и Богом. И если эти люди, нарушая все божеские и человеческие законы, приходят в храм Божий лишь за тем, чтобы принести Господу жертву или возжечь Ему фимиам для искупления своих грехов, то напрасно они беспокоятся — их жертвы не подкупают Бога; «На что Мне фимиам, привозимый из Сабы, и благовонный тростник из страны далекой; всесожжения ваши не угодны мне и жертвы не сладки Мне» (Иер., 6, 20; 7, 9—10). Иеремия идет еще дальше и смело отрицает за подобным культом всякое религиозное значение. Не о всесожжениях и о прочих жертвах говорил Господь с израильтянами, когда вывел их из Египта, и не это имел Он в виду, когда венчал его избранностью; Он требовал от него лишь послушания и признания Его Единым Богом (Иер., 7, 21 и сл.), а теперь оказалось, что только язычество сделалось религией «дома Иудина», что оно проникло в «дом Божий» и осквернило собою избранный народ (ibid., 7, 30). Но И. не всегда остается суровым обличителем своего народа. Ведь его предназначение — «разрушать и созидать», звать гибель на грешный народ, чтобы из него возродился другой новый и великий народ, который с открытым сердцем пойдет навстречу своему Богу. В самом падении государства пророк видит возрождение народа, и тогда перед нами уже более не грозный пророк со строгим карающим словом, на устах которого весь мир как бы облекся мраком, у него есть достаточный запас и нежных слов утешения и ободрения. Бодро и жизнерадостно смотрит он через мрачное настоящее в далекие дни светлого будущего; он полон сознания и глубокой уверенности, что только из этого горнила страданий и ужасов народ его выйдет с возрожденной душой, полный великих и светлых порывов. — Этим видениям будущего пророк посвятил целый ряд своих речей. Для того, чтобы это желанное будущее наступило, необходимо прежде всего раскаяние народа в его прегрешениях. Мир между Богом и Его народом возможен будет только тогда, когда последний проникнется чувством стыда, когда ужас совершенного встанет перед ним во всей своей трагической глубине (Иер., 3, 22 и сл.; 4, 1—2). Когда это раскаяние состоится, тогда и Господь проявит Свое милосердие к Своему народу, ибо какие бы страдания и бедствия ни постигли еврейский народ, исчезнуть он не может; подобно тому, как вечны законы дня и ночи, земли и небес, так же, в сущности, вечно Его милосердие к Своему народу (Иер., 33, 20—24). Еще яснее говорит И. о вечности еврейского народа в другом месте. «Так говорит Господь, давший Солнце для света днем и законы Луны и звезд для света ночью, успокаивающий море и заставляющий бушевать его волны, Господь Цебаот Ему имя. Могут ли измениться эти (извечные) законы передо Мною? — говорит Господь, — точно так же неизменным народом останется передо Мною во все дни семя Израиля» (ibid., 31, 34—35). Изгнание, которое Он уготовил Своему народу, должно повести не к уничтожению Израиля, а к его просветлению и возрождению, и это подтверждается следующим Его обещанием, данным через пророка еврейскому народу: «Ибо так говорит Господь: подобно тому, как Я навел на этот народ это великое зло, точно так же Я доставлю ему и все то добро, о котором Я говорю вам» (Иер., 32, 42). Высказываясь так определенно о будущем, которое принесет с собою возрождение народа и восстановление государства, пророк устанавливает даже точно время наступления этого момента: «только семьдесят лет будут служить народы вавилонянам, а по истечении этого времени и Израиль выйдет свободным». И это освобождение явится наградой народу за то, что он уничтожит суеверие и идолопоклонство в своей среде и установит крепкую и искреннюю связь с Богом (Иер., 9, 12 и сл.; 4, 1, 4; 12, 16—17; 13, 16 и др.). И тогда наступят дни, когда, как говорит Господь, на этом месте, опустевшем от людей и животных, в этих городах Иудеи и пустынных улицах Иерусалима раздадутся еще голоса веселья и радости, голоса жениха и невесты, голоса, восклицающие: славьте Господа Цебаота, ибо благ Господь, ибо вечна Его милость (Иер., 33, 10 и сл.).

Религиозная концепция И. тесно сливается с теми моральными проблемами, которые выдвигаются этим пророком. Моральная высота народа, дающая ему право на милосердие Бога, есть именно то, что называется на языке пророка богопознанием. Познавание יהוה‎ означает у него везде «сознание» нравственного долга и стремление применить его к частной и общественной жизни; оно означает приблизительно то же, что «совесть» или «Gewissen», соответствующие еврейскому «ידע‎». И. говорит: «Пусть не хвастает мудрец своей мудростью и богатырь своим мужеством;.. но если уже чем-нибудь гордиться, то разве разумением и познаванием Меня, что Я יהוה‎ творю милость, правосудие и правду на земле». — В другом месте пророк еще точнее развивает эту мысль. Упрекая царя Шалума (Иегоякима) за его страсть к роскошным сооружениям, при постройке которых он заставлял бедных людей работать на себя даром, пророк напоминает ему праведную жизнь его отца царя Иошии, который отнюдь не отказывался от радостей жизни, но «творил также правосудие и справедливость, и благо было ему; он заступался за бедных и нищих на суде, и благо было ему. Ведь это-то собственно и есть познавать Меня, — говорит Господь, — היא הדעת אותי נאום יהוה הלא‎» (22, 16) (Каценельсон, «Религия и политика», «Сб. Будущн.», 1900, 30—31). — Но по воззрениям И. лишь нравственно чистый человек или народ могут познать Бога. Подобно другому пророку — Гошее — И. также представляет еврейский народ супругой Бога, но в то время как Бог остается верным Своему народу, последний нарушает свои брачные обеты; поэтому за свое «прелюбодеяние» с «чужими», т. е. за поклонение божествам других народов, он утерял все свои права на любовь и милосердие своего супруга — Бога. Однако в противоположность пророку Гошее — И. не допускает возможности, чтобы жена, обвиненная в прелюбодеянии, снова вернулась к своему супругу (3, 1 и сл.) без раскаяния. Точно так же и народ возвратится к своему Богу только через раскаяние и сознание своей вины и греховности. — Основные атрибуты Бога у И. — вечносущность, всемогущество, вездесущность; Он — источник жизни, руководитель и творец мира (Иер., 2, 13; 9, 23; 11, 6, 16; 23, 24 и др.). Все поступки человека находят оценку в глазах Бога, и Он наказывает зло и вознаграждает добро (Иер., 32, 19). Но даже и в том случае, если Он наказывает человека, Он это делает не с целью его уничтожения или окончательного подавления, а главным образом, в видах исправления (Иер., 18, 1—12). Он разрушает, но с тем, чтобы впоследствии создать на развалинах новую жизнь. Преисполненный даже в гневе любви и сострадания к людям, Господь не хочет их истребления или уничтожения (Иер., 3, 12). И. первый из библейских авторов ставит великий и мучительный в жизни вопрос, почему обыкновенно дурным людям, רשעים‎, сопутствует счастье, а праведных преследуют одно лишь несчастье и горе, но ответа на этот вопрос И. не дает, хотя он отнюдь не сомневается в мировой справедливости (ср. Иер., 12, 1 и сл.). Он убежден, что, распределяя между людьми добро и зло, награждая одних и карая других, Господь всегда руководится не внешними поступками людей, а внутренними их переживаниями; Он глубоко проникает в душу человека и там находит сокровенные мотивы человеческой деятельности и по ним судит людей. «Я, Господь, исследую сердце и испытываю внутренности, дабы воздать человеку по путям его и по плодам его деяний» (Иер., 17, 10). Отсюда, как логический вывод, должно было вытекать то учение И., по которому всякий ответствен за свои грехи; этим своим учением И. внес корректив в древнейшую библейскую традицию, которая устанавливала ответственность позднейших поколений за грехи старых (Иерем., 31, 28—29). Исходя из этой презумпции, И. требует от своего народа в отношении Бога только искренности и предостерегает его от каких бы то ни было вещественных проявлений своего религиозного чувства (Иер., 6, 20; 14, 12 и др.). Чистое сердце и «чистые» руки — вот то, чего требует Господь от своего народа через И., как некогда он это требовал через Исаию. Вот почему И. даже восстает против внешней обрядности, выражающейся в жертвоприношениях или в посещении храма. Он заявляет, что Господь оставит Свой народ на его старой родине лишь в том случае, если он религией своей сделает добро и познает любовь к ближнему (ср. Иер., 7, 3 и сл.). (Интересно отметить, что из всех религиозных установлений книга Иеремии особенно настаивает на соблюдении субботы, ставя даже в зависимости от этого спасение народа; об этом см. ниже; ср. Иерем., 17, 19 и сл. до конца).

Стиль И. — Соответственно содержанию речей этого пророка, полных ужаса и угроз, и стиль его не отличается особенной изысканностью. Ритм в его речи не всегда выдержан, и часто этот ритм даже совсем теряется. Замечается некоторая монотонность в его речах, что объясняется тем, что на протяжении всей своей пророческой деятельности ему приходилось рисовать одну и ту же картину разрушения, лишь изредка заменяя ее картинами радости и народного возрождения. Но когда Иеремия изображает свои собственные душевные переживания и муки, обуревающие его, тогда его язык становится сильным и живым и речь его приобретает мощь глубокого и искреннего пафоса; мягкой и нежной, как ни у одного пророка, становится она, когда он приводит полные любви и ласки слова Господа, с которыми Он обращается к своей неверной жене — Иудее. — По подбору выражений, которыми пользуется пророк, можно заключить, что И., как и Исаия, был весьма образованным человеком. Картины, которые он рисует из внешней жизни, свидетельствуют о его глубоком знании и проникновении в природу. «В его поэмах, — говорит один из критиков, — звучат голоса пустыни»; ему знакомы жизнь и характерные особенности животных, которые являются излюбленными предметами его уподоблений. Он любит природу любовью лирического поэта, он видит в ней отражение всех мельчайших движений, и порывов человеческой души. Переживания человека находят для него свое отражение в природе и наоборот. Но природа в глазах И. играет еще большую роль в том отношении, что она свидетельствует о величии Творца. Величие Творца И., напр., видит и на берегу моря в песке, который Господь сделал вечной границей для моря; пускай заволнуется море, но оно не осилит этих песчинок, пускай высоко вздымаются его волны, но они не пройдут через них (Иер., 5, 22). Он замечает, что по мере захода солнца удаляются тени (ib., 6, 4), что сухой ветер, дующий из пустыни, вреден для земледелия (4, 11). То здесь, то там он пользуется для своих картин чертами, выхваченными им из жизни человеческой; так, у него фигурирует «плавильщик», צורף‎, со своими раздувальными мехами, каковой образ часто встречается, между прочим, и у более ранних пророков (6, 29); в качестве символа полной и радостной жизни И. упоминает не только голоса женихов и невест, но и звуки жерновов, и пламя светилен (ib., 25, 10; ср. 7, 34; 16, 9). Он наблюдал, как пастух считает овец своего стада, и воспользовался этим также, как образом, в одной из своих речей (ib., 33, 13). Символические действия, к которым он иногда прибегает для лучшей иллюстрации своих мыслей, напр., разбитие глиняного кувшина или возложение ярма на плечи и пр., всегда просты и понятны для всякого. На Востоке, где фантазия людей особенно богата, он только такими действиями и мог производить впечатление на народ в целях его исправления.

Место в каноне и состав книги Иеремии. — В Библии книга И. занимает второе место после книги пророка Исаии, но, по-видимому, в древности она занимала первое место в числе «Последних пророков», נניאים אחרונים‎. Одна древняя барайта в тр. Баба Батра (14в — 15б) приводит следующий порядок этих пророков: Иеремия, Иезекиил, Исаия и Малые пророки, причем Талмуд объясняет причину такого порядка следующим образом: «Книга царей заканчивается разрушением, И. — весь разрушение, Иезекиил начинается разрушением и кончается утешением, Исаия уже весь утешение». Этому талмудическому порядку следовали многочисленные библейские списки (20 цитиров. Кенникоттом, 8 — De-Rossi, 6 — Гинсбургом). Древнейшим свидетельством для порядка — Исаия, И., Иезекиил и Малые пророки — является Иероним (в 380 г. хр. эры), хотя он же в другом месте придерживался порядка, указанного в одном списке Септуагинты, а именно — Малые пророки, Исаия, И., Иезекиил, Даниил (Epistola ad Paulin.). Такой порядок был, несомненно, установлен по чисто хронологическим соображениям. — Что же касается состава книги И., то в новейшее время исследователями был сделан ряд попыток к более точному его определению ввиду того, что, как они находят, во всей этой книге нет единства, которое можно усмотреть только в некоторых частях ее. Исходя из логических или хронологических соображений, каждый из этих ученых (Stähelin, Movers, Schmieder, Ewald, Hitzig, Delitzsch и сл.), не удовлетворяясь порядком этой книги, по-своему разбивает ее на части, причем таких частей иногда насчитывается 12, как, напр., у Hitzig’а. В действительности же, эта книга, в том виде, как мы ее находим в Библии, может быть весьма успешно даже без нарушения библейского порядка разбита на следующие три самостоятельные части: первая часть, 1, 4—38, 28а, заключает в себе пророчества относительно Иудейского царства и ряд событий из личной жизни пророка до разрушения Иерусалима. Из этой части следует исключить только гл. 25, 15 и сл., 30, которая содержит повеление Бога пророку объявить чужестранным народам о суде Его, который вынесет им, в том числе и иудейскому государству, суровый и тяжкий приговор. Вторая часть книги состоит из глав 38, 28б 44, 30 и содержит рассказ о событиях, последовавших непосредственно за падением Иерусалима, а также некоторые пророчества, направленные против религиозного синкретизма евреев и в частности — против культа «царицы небесной», מלכת השמים‎, пустивших глубокие корни среди египетских изгнанников. В качестве дополнения к этой части рассматривается глава 45, заключающая специальное предостережение, сделанное пророком Баруху по повелению Господа Бога. Наконец, третья часть (Иер., гл. 46—51) посвящена пророчествам о чужестранных народах — египтянах, моабитянах, аммонитянах и, главным образом, вавилонянах; последним пророк предсказывает полную гибель за то великое зло и страдания, которые они причинили миру в своих завоевательных стремлениях. Пятьдесят первой главою, собственно, заканчивается книга пророчеств И. (ср. Иерем., 51, 64б — עד הנה נרי ירמיהו‎); последняя же — 52-я гл. — заключает в себе некоторые исторические сведения относительно царя Цидкии, увода пленных евреев в Вавилонию и перемены в судьбе царя Иегоякина (см.). — Наибольшую ценность и наибольшее значение, как для характеристики внутреннего мира и чаяний самого пророка, так и для освещения исторических событий его времени, имеет первая часть книги И. Иногда в пророчествах этой части встречаются исторические даты и хронологические отметки, но они носят, в большинстве случаев, случайный характер и лишены какой бы то ни было системы. Тем не менее, здесь нетрудно выделить несколько последовательных групп пророчеств, могущих дать следующую картину пророческой деятельности Иеремии и его эпохи. Таких групп пять. К царствованию Иошии относятся главы 1, 4—6, 30, составляющие первую группу. Вступление к этой группе (Иер., 1, 4—11), содержащее рассказ о призвании пророка, хронологически наиболее древнее; к ранним пророчествам относится также то место (гл. 3, 66—18), которое носит заголовок «во дни царя Иошии»; этот царь 7 лет после начала пророческой деятельности И. прославился, как творец великой религиозной реформы в Иудейском государстве. Главы 7—20, составляющие вторую группу, относятся преимущественно к царствованию Иегоякима, но и здесь встречаются такие места, которые должны быть отнесены к более раннему или более позднему времени, чем царствование Иегоякима. Третью группу составляют речи различных периодов: 1) возвещение о гибели Иерусалима, сделанное, согласно надписи, пророком царю Цидкии и народу; оно должно было иметь место в период осады Иерусалима, т. е. около 588 г. до хр. эры (Иер. 21, 1—10); 2) угрожающие пророчества против царей иудейских, относимые обыкновенно к царствованию Иегоякима (608 до хр. эры; Иер., 21, 11—22, 19, особенно 22, 18); они сопровождаются предупреждением об уводе в плен Иегоякима (597 до хр. эры; Иерем., 22, 20—30); 3) грозные пророчества против «дурных пастырей», т. е. царей, и предостережения от ложных пророков и безбожных священников, имевшие, по-видимому, место во времена Иегоякима (Иер., 23, 1 и сл. до конца); 4) видение двух фиговых корзин, иллюстрирующее судьбу уведенных в Вавилонский плен и тех, которые остались в Иудее; оно относится ко времени после первого увода евреев в плен Навуходоносором, в 597 г. (гл. 24); 5) пророчество, полное угроз в отношении Иудеи и многих окружающих ее народов, оглашенное «в четвертом году царствования Иегоякима», т. е. в год битвы при Кархемише (605 до хр. эры; Иер., 25); 6) наконец, в эту группу входит первый исторический отрывок (гл. 26), в котором рассказывается о пророчествовании И. в храме (ср. гл. 7, 1 и сл. до конца), о его аресте, о грозивших ему избиении и смерти; в связи с чем излагается вкратце мартиролог пророка Урии. Четвертая группа обнимает главы 27—35 включительно, относящиеся, по-видимому, к эпохе Цидкии; этому не противоречит то обстоятельство, что надпись 27-й главы говорит о царе Иегоякиме, так как уже из третьего стиха этой же главы явствует, что вся она относится только к эпохе Цидкии. К этому циклу относится также 35-я гл., в которой верности Богу секты рехабитов противопоставляется неверность Иудейского царства, но, как полагают, эта глава более раннего происхождения; она возникла даже раньше царствования Иегоякима, и таким образом, должна быть поставлена в самом начале повествовательной части книги Иеремии. Наконец, пятая группа состоит из глав 36—38, 28а и представляет собою исторический рассказ о дальнейшей жизни и о творчестве И. В частности, эта группа может быть, в свою очередь, разделена на 1) историю написания, уничтожения и восстановления пророчеств И. в царствование Иегоякима (36 гл.) и 2) на рассказы из жизни самого пророка. — Что касается собственно исторических частей книги И., обнимающих главы 26 и 36—44 включительно, то ввиду того, что они отличаются необыкновенным знакомством с событиями из жизни Иеремии и содержат много интересных деталей, которых сам пророк мог и не знать, легко предположить, что они были составлены каким-нибудь учеником его, находившимся с ним в тесных сношениях. По-видимому, таким учеником был только Барух, который жил в большой дружбе с пророком, был его секретарем и преданным спутником, разделявшим с ним все его преследования и страдания, а так как известно, что именно Барух, а не И. сам, первый записал пророчества и что пророческие речи встречаются также в исторических частях, то, очевидно, наиболее естественно предположить, что Барух принимал также непосредственное участие и в составлении исторических частей книги И. Но последнее, впрочем, не исключает возможности позднейших вставок деталей и эпизодов вскоре после того как эти исторические части уже были написаны и собраны вместе. То обстоятельство, что знаменитое увещевание, с которым пророк обращается к своему ученику Баруху (Иер., 45, 1 и сл. до конца), находится в конце наиболее значительной части пророческих речей И., может означать только то, что Барух поместил его именно здесь, т. е. в конце составленной им книги пророческих речей И., с целью обрести в глазах евреев легитимацию для своего труда. — В связи с составом книги И. находится также и вопрос относительно существования «двух текстов» (терминология Driver’а) этой книги — текста канонической книги И. и той же книги И., находящейся в Септуагинте. Текст ее в Септуагинте в весьма заметной степени отличается от еврейского текста; при сравнении обоих этих текстов, в Септуагинте наблюдаются частые исключения иногда отдельных слов, а иногда целых фраз и абзацев; точно так же в Септуагинте встречаются прибавления, видоизмененные выражения и даже перестановки. Количество слов еврейского текста, не восстановленных в Септуагинте, достигает 2700, т. е. до 1/8 части всей книги. Правда, многие из этих изъятий незначительны и состоят из таких слов, как «пророк» или «говорит Господь» и др., но зато другие опущения весьма существенны; напр., Иер., 10, 6—8, 10; 11, 7—8; 25, 26б; 27, 7 и мн. др. Иногда в Септуагинте целая глава приводится в более сокращенном виде, хотя и без существенного изменения ее содержания; такова, напр., гл. 28-я. Пророчества относительно чужестранных народов (в каноне — 46—51) стоят в Септуагинте после гл. 25, 13а; кроме того, самый порядок этих пророчеств резко отличается от того, которого придерживается каноническая Библия в отношении этих пророчеств. Такие резкие различия текстов заставляют некоторых предположить, что один из них древнее другого. Если даже считать, что более древним является текст Септуагинты, то все же нет основания предполагать, чтобы все эти изменения произошли после того как был сделан греческий перевод, ибо два различных издания одного и того же текста могли бы самостоятельно существовать, подвергаясь различным изменениям в самом процессе развития. Кроме того, соответствие между Септуагинтой и евр. текстом настолько велико и их близость так исключительна, что едва ли здесь можно говорить о двух отдельных редакциях. Скорее всего, это два издания одной и той же редакции.

Взгляд критической школы на кн. Иеремии. — Представители критического направления в Библии уже давно выражали сомнения в однородности кн. И. (Эйхгорн, Моверс и др.). По их мнению, книга состоит из ряда слоев, принадлежащих не только различным эпохам, но и разным авторам. Однако это обстоятельство, с их точки зрения, не препятствует признанию того, что часть пророчеств, вошедших в книгу И., все же принадлежит именно ему. Детальный разбор текста привел их к тому выводу, что главы I, 4—6, 30 принадлежат, несомненно, самому И. (за исключением 1, 3 и 3, 6б — 18) и относятся к царствованию Иошии; гл. 7—20 относятся в большей своей части к царствованию Иегоякима, но они содержат уже много наслоений, принадлежащих ко времени до и после этого царствования. Так, в гл. 9 ст. 22—24 признаются не подлинными; по своему сентенциозному стилю это место представляет собою заимствование из какого-нибудь древнего сборника мудрых изречений. Не подлинным признается и следующий отрывок (Иеремия, 10, 1—16), в котором речь идет о ничтожности идолов и идолопоклонства. По своему характеру и стилю он может скорее быть отнесен, по их мнению, ко времени т. наз. Второго Исаии и вавилонскому культу, чем к эпохе И., когда особенным распространением пользовались египетские культы. Вставленный в этот отрывок стих 11 на арамейском языке представляет по мнению Duhm’а, магическую формулу, которою позднейшие евреи, уже не знавшие и не говорившие по-еврейски, заклинали различных злых духов, обитающих в воздухе, и ограждали себя от несчастий, вызываемых падающими звездами, метеорами и кометами. Отрывок гл. 17, 19—27, касающийся субботы, признается также не принадлежащим И., так как последний, при своем отрицательном отношении к обрядовой стороне религии, не мог придавать такое громадное значение соблюдению этого дня, какое мы видим в указанном отрывке. Автор последнего не только рекомендует считать субботу святою, но и ставит в зависимость от строгого соблюдения всех обрядов, связанных с этим днем, спасение народа и целость или гибель Иерусалима, что совершенно не вяжется с религиозно-этическими воззрениями И. (ср. выше). — В речах, произнесенных пророком в царствование Цидкии, сомнение возбуждают только следующие места. Не принадлежащим И. считается тот отрывок, где Яков, слуга Божий, поддерживается в изгнании словами из речей Второго Исаии (Иер., 30, 10 и сл.; ср. Исаия, 40, 27; 41, 8 и сл., 14 и сл.); точно так же, по мнению критиков, следует исключить из речей И. угрозу, включенную в 30, 23 и сл. между словами утешения о новой жизни (ср. Иер., 23, 19 и сл.; также считается не принадлежащим пророку); описание всемогущества Бога на море почитается заимствованным у Второго Исаии (Иер., 31, 34; ср. Исаия, 51, 15) и мн. др. Значительная часть речей этого периода признается критиками позднейшей вставкой, так как в Септуагинте она совсем не встречается. Вообще детальный разбор речей этого периода приводит к тому заключению, что они были позднее подвергнуты большой обработке, а именно в эпоху после изгнания, хотя это не исключает того факта, что основная часть их все же написана или составлена самим И. Особенное место в книге И. занимают пророчества о чужих народах (гл. 25 и 46—51). Одно время критики придерживались того мнения, что эти пророчества представляли собою некогда самостоятельный сборник речей, ספר‎ (ср. Иерем., 25, 13), который был позднее вставлен в книгу И. Что они действительно некогда были собраны воедино, доказывается тем, что в Септуагинте все они связаны вместе и находятся посреди книги. То обстоятельство, что в еврейском тексте 25-я глава выделена из остальных глав, критик Schwally объясняет тем, что в упомянутом сборнике она, по-видимому, играла роль введения и потому могла быть самостоятельно перенесена в любое место книги. Что она не была написана Иеремией, явствует, во-первых, из надписи: «Все, что написано в этой книге, пророчествовал И. обо всех народах», которая, несомненно, не могла принадлежать пророку, и во-вторых, список народов, которых пророк должен был напоить «вином гнева», не мог принадлежать И. уже по одному тому, что многие из этих народов находились вне его географического горизонта. Что же касается собственно гл. 48—51, то они прежде всего рассматриваются, как расширение гл. 25. Кроме того, из этих глав критики усматривают наличность творчества самого И. только в гл. 46—49, и то здесь речь может идти только об основных чертах, так как и в этих главах замечаются различные наслоения. Эти главы обнимают следующие пророчества: 1) об Египте, в двух частях — 46, 1—12 и 46, 13—28 (ср. Иер., 46, 27—28 = Иер., 30, 10 и сл. с утешениями Исаии Второго); 2) о филистимлянах — 47; 3) о Моабе — 48, которая отчасти напоминает Исаию, 15, 1 и сл.; 4) об аммонитянах — 49, 1—6; 5) об Эдоме — 49, 7, 22, имеющие много общего с аналогичными же пророчествами Обадии; 6) о Дамаске и других арамейских городах — 49, 23—27; 7) о Кедаре и других арабских племенах — 49, 28—33, и 8) об Эламе — 49, 34—39. В то время как большинство этих народов находилось на глазах пророка, Элам, несомненно, находился вне его горизонта, так как евреи вступили в сношения с этой страною лишь после изгнания, а то обстоятельство, что она все же упоминается в этом цикле пророчеств, подтверждает позднейшее происхождение некоторых частей этих пророчеств. Когда именно были введены эти и другие вставки в означенные главы, нельзя определить, но тот факт, что многочисленные выражения, связывающие эти разрозненные пророчества, звучат одинаково, заставляет предполагать, что они были объединены одной редакторской рукой. — Главы 50—51, 58 признаются всеми критиками не принадлежащими И., хотя некоторые места в них весьма живо напоминают его стиль. Собственно, это даже не пророчества, а только описания в форме пророчеств, долженствующие быть отнесенными ко времени после изгнания. Ввиду того, что указанные пророчества обнаруживают несомненное заимствование из Исаии Второго (ср. Иерем., 51, 15—19 с Иер., 10, 12—16; последние также считаются заимствованными из Ис. II) и описывают восстание и разрушение Вавилона, пользуясь при этом материалом, приведенным у Исаии 13, 1 и сл. (ср. Иер., 50, 39; 51, 40 с сказанным у Исаии 34, 14 и 34, 6 и сл.), — они, во всяком случае, не могли быть написаны раньше конца Вавилонского изгнания. Последним объясняется и то обстоятельство, почему разрушители Вавилона названы «мидийскими царями» (Иер., 51, 28). Больше того, автор этого пророчества о Вавилоне даже заимствует из пророчества Иеремии об Эдоме, как из источника более древнего, целые выражения и переносит их в свое пророчество (ср. 50, 44—46 с 49, 19—21, а 50, 41—43 берет свое начало из 6, 22—24). Что автор этих глав жил в Иерусалиме, критики усматривают из 50, 5 и из того обстоятельства, что он обнаруживает такое знакомство с разрушенным храмом, какого не имел ни один пророк изгнания. — Эти главы заканчиваются словами: «До сих пор слова Иеремии», указывающими на то, что книга Иеремии некогда заканчивалась на этом месте и что то, что следует за этим, является уже позднейшим прибавлением. Действительно, 52-я глава представляет собою исторический рассказ о Цидкии, об уводе в плен евреев и о перемене в судьбе Иегоякина, перенесенный сюда из книги Царей с некоторыми, правда, изменениями. — Что касается участия в составлении книги Иеремии ученика последнего — Баруха (см.), то оно в настоящее время в большей или меньшей степени признается всеми библейскими критиками. Правда, не всеми признается произведенный Duhm’ом детальный перечень всех мест книги Иеремии, принадлежащих, по его мнению, Баруху, но почти все сходятся на том, что всеми сведениями о жизни и творчестве Иеремии мы обязаны исключительно перу Баруха. На это, во-первых, имеются непосредственные указания в самой книге Иеремии; во-вторых, на основании современного изучения стиля многие критики пришли к заключению, что только Баруху следует приписать частые изменения в употреблении первого и третьего лица; многие усматривают его руку также в позднейших пророчествах; наконец, Баруха считают автором всех биографических отрывков об Иеремии и первым составителем самой книги Иеремии, которая, выйдя из его рук, еще не имела того вида, как в настоящее время, и только позднее дополнялась различными новыми редакторами.

— Ср.: Жизнь И. и его эпоха: Т. К. Cheyne, Jeremia, his life and times, passim, 1888; Lazarus, Der Prophet Jeremia, евр. перев. Брайнина, passim; K. Marti, Der Prophet Jeremia von Anatot, 1889, pas.; W. Erbt, Jeremia und seine Zeit., 1902, passim; G. H. Cornill, Jeremia und seine Zeit., 1880, passim; Picard, Profeten Jeremias, 1896; Bulmering, Das Zukunftsbild des Proph. Jeremia, 1894. Истоpиu — Ренана, Штаде и Велльгаузена. Комментарии новейшие: T. К. Cheyne, в Pulpit Commentary Spence and Exell’s (3 т. с книгой «Плач»), 1883—85; G. von-Orelli, в Kurzgefasster Commentar, 1887, 2 издан., 1891; Fr. Giesebrecht, в Handkommentar zum Alten Testament, 1894; B. Duhm, в Kurzer Handkommentar, 1901. Критика (новейшие труды): K. Budde, Ueber die Kapitel 50 und 51 des Buches Jeremia, в Jahrbücher für Deutsche Theologie, XXIII, 428—440 и 529—562; C. I. Cornill, Kapitel 52 des Buches Jeremia, в Zeitschrift Штаде, IV, 105—107; Smend, в Alttestamentliche Religionsgeschichte, 238 и сл.; Schwally, Die Reden des Buches Jeremia gegen die Heiden (гл. из Иер., 25, 46—51), в Zeitschrift Штаде, VIII, 177, 217; B. Stade, к гл. 3—6—16 и 32, 11—14, ibid., V, 151—154; 175—178; idem, Das vermeintliche aramäisch-assyrische Aequivalent für מלכת השמים‎ Иерем., гл. 44, 17, ibid., VI, 289—339; idem, Bemerkungen zum Bucne Jeremia, ibid., XII, 276—308. О метрической форме речей И.: K. Budde, Ein althebräisches Klagelied, в Zeitschrift Штаде, III, 299—306; C. I. Cornill, Die metrischen Stücke des Buches Jeremia, Leipzig, 1902. Теология И.: H. Guthe, De foederis notione Jeremiana commentatio theologica, 1877; A. von Bulmering, Opus supra citatum; H. G. Mitchel, The gheology of Jeremiah в Journ. Bibl. Literat., XX, 56 76. — Текст и переводы (новейшие труды): C. I. Cornill, The Book of the Prophet Jeremiah, в Sacred Books of the Old Testam. Haupt’а, 1895; P. F. Frankl, Studien über die LXX und Peschito zu Jeremia, 1873; G. С. Workmann, The Text of Jeremiah, 1889; Ernst Kuhl, Das Verhältniss der Massora zur Septuaginta im Jeremia, Halle, 1882; A. W. Streane, The Double Text of Jeremiah, 1896; Driver, The Book of the Prophet Jeremiah, введение, 1908. — Статьи в Библейских энциклопедиях: Ryssel, в Jew. Enc. VII, 97—107; Kleinert, в НВА Riehm’а; Graf, в Bibellexicon Шенкеля; A. В. Davidson, в Diction. Bibl. Hastings’а; Rödiger, в Encyclopädie Ersch und Gruber’а; Cheyne в Encyclopaedia Britannica, 9 изд.; Nägelsbach, в Realencyclopädie für protestantische Theologie und Kirche, 2 изд.; Buhl — там же, 3 изд. — На русском языке: Л. Каценельсон, «Религия и политика у древних евреев», ч. 1.

Г. Красный.1.

Иеремия пророк в агаде. — И., происходя от Рахаб и Иошуи (Сифре, к Числ., 10, 29; Мег., 14б), родился во время преследования пророков Изебелью (Beresch. r., LXIV, 5; Раши к Иер., 20, 14 приводит, по-видимому, более правильное чтение «Менасса» вместо «Изебели»). Будучи посвящен Богом в пророки еще до своего рождения (Иер., 1, 5), И. появился на свет уже обрезанным (Абот раб. Натан, II; Midr. Tehil., IX). Когда Господь объявил Иеремии, что он предназначен в пророки Израиля, Иеремия отказался, ссылаясь на предшествующих пророков Израиля, Моисея, Аарона, Илию и Элишу, которые подвергались оскорблениям и осмеянию (II Цар., 1, 8; ib., 2, 23), даже покушению на жизнь (Числа, 14, 10); кроме того, И. указал на свою молодость. Но Бог ему ответил: «Я предпочитаю юношу, еще не вкусившего греха; в пору Моей любви к Израилю, во время исхода его из Египта Я назвал его юношей (Гошеа, 11, 1) и таким Я его всегда вспоминаю» (Иер., 2, 2). Бог велел И. взять «отравленный кубок» и дать из него пить народам. И. взял кубок и обратился к Богу с вопросом: кто будет пить первым? Когда же он услышал в ответ: Иерусалим и прочие города Иудеи, то стал проклинать день своего рождения (Pesik r., XXVI, издан. Фридмана, 129). Пророческая деятельность И. началась при царе Иошии; И. делил эту деятельность со своею родственницею, пророчицей Хулдой, и своим учителем Цефанией (ср. введение Маймонида к «Jad», где приводится цепь преемственности пророческих школ): Хулда обращалась к женщинам, И. к мужчинам на улицах города, а Цефанья говорил в синагогах (Pesik. r., ibid.). Когда Иосия искоренил идолопоклонство, И. послал за изгнанными десятью коленами и вернул их в Палестину под владычество богобоязненного Иошии (Арах., 33а). Хотя Иошия вступил в войну с Египтом, вопреки предупреждению пророка, последний приписал это лишь ошибке праведного царя и горько оплакивал его смерть, о чем имеется намек в начале четвертой главы Плача (Echa r., IV, I; Targ. к II Хрон., 35, 25). Положение пророка значительно ухудшилось при Цидкии, когда И. приходилось бороться против нападок и на его ученье, и на его частную жизнь. Как происходивший от прозелитки Рахаб, И., по понятиям современников, не был вправе изобличать Израиля в его грехах (Pesikta, изд. Бубера, XIII, 115б); его даже обвиняли в безнравственности (Б. К., 16б). Когда враги И. склонили царя дать им право на жизнь пророка, И., с согласия царя, был брошен в колодезь с водою, где должен был погибнуть, но свершилось чудо: вода исчезла, а дно поднялось вверх, так что И. оказался погруженным лишь в глину. Его враг Ионатан продолжал глумиться над ним. В это время друг И., Эбед-Мелех, убедил Цидкию освободить пророка. Эбед-Мелех с тридцатью помощниками подошел к колодцу и стал кричать: «Иеремия, Иеремия», но ответа не последовало. И. полагал, что его зовет Ионатан, чтобы снова глумиться над ним. Эбед-Мелех, думая, что пророк погиб, заплакал. Тогда И., поняв, что его зовет один из друзей, спросил: «Кто это плачет по мне?» Эбед-Мелех спустил ему веревку, по которой И. поднялся (Pesikta r., 26, изд. Фридмана, стр. 130). Пока И. был в Иерусалиме, этот город не мог быть взят неприятелем: заслуги пророка защищали его (Pesikta, l. c.). Поэтому Бог вторично велел И. уйти в Анатот; в его отсутствие город был взят и храм разрушен. По возвращении, И. издали заметил густой столб дыма над храмом и обрадовался, полагая, что это дым многочисленных жертв, которые народ приносит, как искупление грехов своих, но вскоре убедился в своей ошибке. И. горько заплакал, утверждая, что он виновен в разрушении города. Когда он пошел из Иерусалима к Вавилону, он увидел, что путь усеян трупами. Иеремия целовал землю, насыщенную кровью своего народа, и обливал ее горькими слезами, пока не нагнал пленников, уведенных Небузараданом, на берегу Евфрата (Pesikta r., l. c.; ср. сирийский апокалипсис Баруха, II). Хотя Навуходоносор предоставил И. право распоряжаться собою по своему усмотрению (Иер., 39, 12), пророк, увидев закованных пленников, выразил желание быть прикованным к ним. Небузарадан сказал пророку: «Ты или лжепророк, или же убийца; недавно ты сам предсказывал падение Иерусалима, а теперь, когда твое пророчество сбылось, ты горюешь; следовательно, ты раньше сам не придавал веры своим пророчествам — ты лжепророк. Или ты убийца и задумал погубить меня; ведь царь запретил мне причинять тебе зло, и если он узнает, что я заковал тебя, он обвинит меня в ослушании» (Pesikta, изд. Бубера, 113; Echa r., введение). И. пошел с пленными до Евфрата, затем решил вернуться в Палестину, чтобы утешить и ободрить своими советами оставшуюся в Иерусалиме часть евреев. Когда пленники увидели, что И. уходит, они стали рыдать и кричать: «Наш отец И.! на кого ты нас оставляешь?» Но пророк им ответил: «Я призываю в свидетели небо и землю, что, если бы вы раньше уронили хотя одну слезу, вы бы не были изгнаны из вашей страны» (Pesikta rab., 26, изд. Фридмана, 131б; согласно Pesikta rab. и Echa r., l. c., Бог велел И. вернуться в Палестину). По пути в Палестину И. имел видение, о котором от имени И. агада передает в следующей поэтической форме: Когда я шел в Иерусалим, я поднял глаза свои и увидел женщину, одетую в черное, с растрепанными волосами сидящую на вершине горы; она плакала и причитала: Кто меня утешит? Подошел я к ней и говорю: Если ты женщина, то скажи, кто ты; если же ты дух, то пойди прочь. Она мне ответила: Я тебя не знаю; я мать семерых детей, отец которых ушел в далекие страны, и пока я взошла на эту гору поплакать по нем, голос с неба возвестил мне, что упал дом, под обломками которого погребены мои семеро детей; теперь я не знаю, по ком мне плакать, по ком рвать на себе волосы. Я ей сказал: Ты не лучше моей матери, Сиона, которая превратилась в жилище шакалов, а она мне в ответ: Это я твоя мать, Сион, я мать семерых детей (ссылка на Иер., 15, 9). Тогда я ей сказал: Твое несчастье подобно бедствиям Иова: у него погибли дети, и у тебя погибли дети… и подобно тому, как Бог позже вернул Иову все им потерянное, так и в конце дней Бог возродит тебя из праха (Pesikta r., l. c.; в IV кн. Эзр. подобное видение приписывается Эзре; ср. Леви, в R. E. J., XXIV, 281—285). По возвращении в Иерусалим главной заботой пророка было охранять священную храмовую утварь от осквернения. Поэтому И. спрятал священную утварь и Ковчег завета на горе Небо, откуда Бог показал Моисею Обетованную землю (II Мак., 2, 5 и сл.). С этой горы Иеремия отправился в Египет, где он оставался до завоевания этой страны Навуходоносором, и тогда И. был уведен последним в Вавилонию (Seder Olam r., XXVI; ср. примечания Ратнера к этому месту, согласно которому И. потом снова вернулся в Палестину). Христианская легенда (Pseudo-Epiphanus, De vitis prophetarum; Bosset, Apocryphen Ethiopiens, I, 25—29), по которой И. был убит в Египте одним евреем за то, что он изобличил его в злых деяниях, стала известна еврейскому миру через Ибн-Яхью (Schalschelet ha-Kabbalah, 99б); принимая, однако, во внимание, что эта легенда сходится вообще с мартирологом И., можно считать ее еврейского происхождения. Другая христианская легенда рассказывает, что И. молил Бога об избавлении египтян от нападения крокодилов, почему имя И. еще долгое время почиталось в Египте (Pseudo-Epiphanus и Яхья, l. c.). Утверждение Яхьи (l. c. 101а) и Абрабанеля (к Иер., 1, 5), что И. имел беседу с Платоном, также христианского происхождения. В агадической литературе И. часто сопоставляется с Моисеем; между их жизнью и деятельностью проводятся параллели. В одном Мидраше говорится: «Моисей стал пророком, будучи моложе 40 лет; то же было и с И.; Моисей пророчествовал Иуде и Вениамину — то же делал и И.; против Моисея восстали члены его же колена (Корах был левит), то же было и с И.; Моисей был спасен рабыней (рабыней дочери фараона), и И. спас от смерти раб (Эбед-Мелех); Моисей был брошен в воду, и И. был брошен в колодезь; Моисей строго изобличал и упрекал народ, так же поступал и И.» (Pesikta, изд. Бубера, XIII, 112а; ср. Мат., XVI, 14). [По Jew. Enc. VII, 100—102].

3.