Нежданная она пришла к нему.
Слывет он извергом, однако-же гуманность,
Где можно допустить, доступна и ему"
Цікава тое, што нават вядомы радыкальны поэта „печали и гнева", які клікаў моладзь „от ликующих, праздно болтающих, умывающих руки в крови“ ісьці „в стан погибающих за великое дело любви“ — Някрасаў — таксама зьнізіўся да напісаньня дыфірамбу на чэсьць вешальніка-Мураўёва. У красавіку 1866 году ангельскі клюб у Маскве даваў урачысты абед на чэсьць Мураўёва. У час гэтага ўрачыстага абеду Някрасаў і зачытаў свой прывітальны верш. К. Чукоўскі так апісвае гэты факт.[1] „Читая записки Дельвига и сопоставляя их с другими свидетельствами, ясно представляешь себе всю эту неловкую сцену. Муравьев, многопудовая туша, помесь бульдога и бегемота, сидит и сопит в своем кресле. Вокруг него более почетные гости. Некрасова нет среди них, это тесный кружок, свои. Тут старшина клуба, граф Г. А. Строганов, друг и сотрудик Муравьева генерал-лейтенант П. А. Зеленый князь Щербатов, граф Апраксин, барон А. Н. Дельвиг и другие. Небольшая кучка интимно беседующих. Официальное торжество уже кончилось. Вдруг к Муравьеву подходит Некрасов и просит позволения сказать свой стихотворный привет. Муравьев разрешил, но даже не повернулся к нему, продолжая попрежнему курить свою трубку. Жирное, беспардонное, одутловатое, подслеповатое, курносое, бульдожье лицо Муравьева по прежнему осталось неподвижным. Он словно и не заметил Некрасова. По словам П. М. Ковалевского (которые не следует понимать буквально) Муравьев окинул его презрительным взглядом и повернул ему спину. — „Ваше сиятельство, позволите напечатать?“ — спросил Некрасов, прочитав свои стихи. — „Это ваша собственность“, - сухо отвечал Муравьев — „и вы можете располагать ею, как хотите“. — „Но я просил-бы вашего совета“, — настаивал почему-то Некрасов. — „В таком случае, не советую“, — отрезал Муравьев, и Некрасов ушел, как оплеванный, сопровождаемый брезгливым взглядом всех.
Ніжэй мы падаем тэкст вершу Някрасава, што прысьвечаны вешальніку:[2]
„Бокал заздравный поднимая,
Еще раз выпить нам пора
Здоровье миротворца края,
Так много-ж лет ему! Ура!
Мятеж прошел, крамола ляжет,
В Литве и Жмуди мир взойдет.
Тогда и самый враг твой скажет:
Велик твой подвиг... и взохнет.
Вздохнет, что ставши сумасбродом,
Забыв присягу, свой позор,
Затеял с доблестным народом
Поднять давно решенный спор.
Пускай клеймят тебя позором
Лукавый запад и враги,
