Діаріуш — Навіны

З пляцоўкі Вікікрыніцы
(Пасля перасылкі з Діаріуш - Навіны)
Діаріуш — Уводзіны Діаріуш — Навіны
Аўтар: Афанасій Філіповіч
Суплика третяя, писаная року 1645-го

Спампаваць тэкст у фармаце EPUB Спампаваць тэкст у фармаце RTF Спампаваць тэкст у фармаце PDF Прапануем да спампаваньня!




Новины[правіць]

Правовѣрнымъ пожаданые о успокоеніи вѣры и церкви православной восточной, якъ бы супликуючи презъ нихъ до кроля пана и до сенату его всего, ведлугъ титуловъ кождого, въ тые слова:

Наяснѣйшій по Іисусъ Христъ, кролю Полскій, пане, пане и добродѣю мой велце милостивый! Яко вѣрный подданный вашое кролевское милости пана а пана мнѣ милостивого, я, убогій законникъ чину св. Василіа Великого, такъ вашой кролевской милости, пану мнѣ милостивому, якъ и всѣмъ станомъ вышшимъ, среднимъ и нижшимъ, ознаймую, ижъ запевне-запевне хотѣлемъ и готовалемся, южъ справою Духа Святого (якъ тому простымъ сердцемъ вѣрую) на сейми валномъ, въ року теразнѣйшомъ 1645, на пересторогу всего христіанства, подъ той часъ схилку свѣта (въ чомъ воля Творци нашого естъ), списавши въ килка десять фастикуловъ въ костелъ Варшавскомъ, при бытности вашой кролевской милости, якъ найспокойнѣйшій часъ, рознымъ особомъ и сенаторомъ подати, оголосити и доводне, не самъ презъ себе, але о укрѣпляющемъ мя Ісусъ Христъ, довести и указати.

Лечъ дивные справы Бога, въ Тройцѣ Святой православно славимаго и Пречистое Богородици, Ходотайки, Благодѣтелки и Патронки нашое, упередивши той часъ передъ сеймомъ за килканадцать недѣль, якъ бы о причинѣ иншой, о Дмитровича, царевича Московского (а то власне прикладомъ слѣпорожденнаго воженя одъ суду до суду для лѣпшого обясненья такъ великои, страшнои, поважнои и святобливои справы свѣтлости, мовлю, всѣмъ пожаданое вѣры православное), взято мене до вязеня и въ оковы. За що я понижонымъ сердцемъ, якъ правовѣрный слуга Божій, православно Творцу моему подяковавши, о то изъ везеня, ведлугъ воли Бозскои и часу потребного, вспоможенемъ Пречистои Богородици, повинности моей досыть чиню: о воли Его пресвятой и о собѣ нендзномъ обясняю такимъ порядкомъ:

Я то нендзный Афанасій Филиповичъ, который, праве зъ дѣтинства и отъ взятя розуму моего, ласкою Божею и молитвами Пречистои Богородици, въ вѣры православной и церкви правдивой Восточной статечнымъ будучи, по наукахъ церковно-рускихъ, служилемъ на розныхъ мѣстцахъ и у небожчика пана Сапеги, гетмана, 7 лѣтъ служилемъ за инспектора Дмитровичу, якомусь Царевичови Московскому, который, за вѣдомостю кроля Жигмонта Третего, въ опецѣ его былъ. Тамъ же, зрозумѣвши омылность свѣта того, чернцемъ зосталемъ, року 1627, у Вилни при церкви православной Святого Духа, рукоположеніемъ господина отца годной памети Іосифа Бобриковича, и былемъ зъ послушенства въ монастыру Кутеенскомъ подъ Оршею и и[1] въ Межигорскомъ подъ Кіевомъ, презъ часъ немалый учачися воли Бозской и законного живота. Лечъ бываетъ въ законниковъ перемѣна. Зъ Межигоря послушне, гды знову ѣхати ми пришло, святои памети годный мужъ господинъ отецъ Коментарій, игуменъ на тотъ часъ Межигорскій при отцу Самоилу Борецкимъ, реклъ ми на ползу тые слова: «брате Афанасій, чернецъ естесь въ монастырѣ М[еж]и[го]рскомъ[2]; принамнѣй тые три речи заховай. Першая — будъ послушнымъ старшимъ своимъ, другая — правила церковного пилнуй, третяя — бесѣдъ женскихъ стережися; тые гды, дастъ Богъ, сохранишъ, спасешися и будешъ потребенъ на службу церкви Христовой. Иди съ миромъ!» Идучи мнѣ до Вилна, за Чорнобилемъ предъ Мозиромъ, по взрѣчу Днѣпра, въ пущи на дорозѣ придалъ ми ся человѣкъ барзо хорый. Взялемъ его на себе и неслъ немало. Той человѣкъ потомъ (дивные справы въ таемницахъ Бозскихъ много зо мною мовивши) далъ ми имя найсолодшее, Іисусъ Христосъ, на сердце мое и указалъ ми, якъ тое маю заховати: 1) мѣрность зо всѣми людми въ пожитіи розумне мѣти; 2) послушенство, чистость и убозство заховати законное; 3) на смерть двоякую памятати уставичне; 4) воли Бозской завше-завше въ всемъ се оддавати: што я паметаючи (дару Бозского ведлугъ часу таити не треба) и по сесь часъ, выритое ласкою Его святою, на сердцу своемъ маю; 5) если бы што противного воли Бозской зъ немощи ся тѣлеснои притрафило, то исповѣдью и покутою досконалою себе очищати.

Я то нендзный Афанасій, который зъ Вилня, по вступленю порядномъ на іерейство, зъ воли Бозской и старшихъ моихъ, былемъ намѣстникомъ въ монастыру Дубойскомъ, подъ Пинскомъ, тамъ презъ три лѣта зъ духами злыми, видомыми и невидомыми, барзо бѣдилемся. И гды князь Радивилъ, канцлеръ Литовскій, року 1636, именемъ Полоза утискуючи церковъ православную, одбиралъ монастыръ той Дубойскій на езуиты барзо мудріе, фундуючи ихъ въ мѣсти Пинскомъ, а въ тотъ часъ барзо страшніи видоки на неби и на земли (не презъ сонъ, але въ денъ и на явъ, толко якъ въ захвиценю якомъ будучи) видилемъ: на небѣ — хмуры барзо гнѣвливые зъ войсками ушиковаными, на каране готовыми, и на земли — седмъ огнювъ пекелныхъ, на седмъ грѣховъ смертелныхъ зготованыхъ; зъ тыхъ огнювъ, въ пятомъ жаристомъ гнѣвъ, трохъ особѣ выразне видилемъ: нунціуша легата, въ коронъ папежской, Жигмонта кроля и Сапегу, гетмана, за преслядоване церкви Восточной барзо смутно седячихъ. Которое видѣне, гдымъ другимъ указовалъ, видите не могли. Толко одинъ святобливый мужъ господинъ отецъ Иларіонъ Денисовичъ, игуменъ Купятицкій и Пинскій, тые справы Бозскіе видилъ и дивовался. Подстаростій Пинскій, панъ Огродинскій, незадолго потомъ, гды заѣждзалъ тотъ монастыръ, голосно волалъ: «отцеве! для Бога, што то естъ?! Страхъ мя здыймуетъ; чи не машъ якои здрады: пале подъ мостомъ чи не подпилованы? Отцеве, для Бога, не жартомъ то мовлю, страхъ мя здоймуетъ!» И долго ся трвожачи, ажъ за проводомъ отцевъ Виленскихъ, въ монастыръ зо всѣмъ поѣздомъ въѣхалъ и обнялъ. Я, зась зъ горливости моее до благочестіа святого, списавши жалосный листъ взглядомъ людей православныхъ, которыхъ тамъ не тисеча было, маючи добрую надѣю зъ вѣры православное, же ся тыи люде, або въ особѣ тыхъ людей вся церковъ Восточная до православіа святого маетъ вернути, и полецилемъ тотъ листъ Пречистои Богородици Купятицкой, зъ подписами рукъ людей годныхъ не мало. А мяновите подписался: отецъ Силвестеръ Краскіевичъ, игуменъ Циперскій, Леонтій Шицикъ, игуменъ Дубойскій, Іларіонъ Денисовичъ, игуменъ Купятицкій, Самоилъ Рогаля, друкаръ братства Виленского, Афанасій Филиповичъ, намѣстникъ Дубойскій, Себестіанъ Гуляницкій, урядникъ Дубойскій, Иванъ Крупка, писаръ Дубойскій провентовый, и иншихъ не мало. Мене зась одъ того часу въ монастыру Купятицкомъ на послушаніе оставлено, и былемъ терпливе.

Я то нендзный Афанасій, который, року 1637 съ Купятичъ для ялмужны на Бѣлую Русь будучи высланый, дивною справою Бозскою и переводомъ Пречистое Богородици Купятицкое (который образъ на граници Московской правдиве и на небѣ видѣный былъ), безъ писаня, чудовне столици Московской доѣхавши, за рѣкою Москвою, въ Ординской улици, на господи, тамъ даной, будучи, справедливе о томъ, што ся дѣяло въ дорозѣ, исторію списавши, царю Московскому, ведлугъ росказаня Бозского (якъ тому простымъ сердцемъ вѣрую), на задержанье и оборону и помножене вѣры святой православной подалемъ.

Я то нендзный Афанасій, который року 1640 послушне зъ Купятячъ за волею Бозскою (што доводно показуется) на игуменство церкви православное до Берестя Литовского (гдѣ то фундаментъ унеи проклятои стался) приѣхавши, права и привилея, на пергаменахъ найденые, зъ страшнымъ проклятствомъ на униты, до книгъ гродскихъ Берестейскихъ актиковалемъ и оголосилемъ въ церквя и на розныхъ мѣстцахъ, волею Бозскою указуючи, же тое роздѣлене Руси а приняте унеи, незвычайнымъ способомъ зъ неналежнымъ пастыремъ, есть барзо проклятое. Потомъ, зъ метрикъ вашой кролевской милости Варшавскихъ екстрактами тые справы повыймовавши ново, привилей съ потверженьемъ оныхъ правъ на церковъ православную Берестейскую одъ вашое кролевское милости, пана намъ щасливе пануючого, Владыслава Четвертого, съ подписомъ руки, набылемъ. Але запечатовати его ксіонже канцлеръ и ксіондзъ подканцлерій и за тридцать таляровъ твардыхъ не хотѣли. И гдымъ былъ въ покояхъ ихъ милостей, мовили до мене: «будете всѣ уніатами, то дармо запечатуемъ; бо вѣдайте, же подъ клятвою намъ заказано отъ святого отца папежа, абы южъ болшей вѣра Грецкая тутъ не множалася». На тотъ часъ и ксіонже Клецкій въ покою ксіонжеця канцлера былъ и причинялся, прочитавши привилей, абы запечатовано. Лечъ жаднымъ способомъ не запечатовали.

Потомъ пришолемъ до старшихъ отцевъ моихъ, а о то зрозумѣлемъ, же кождый зъ нихъ свою привату уганяетъ. Господинъ отецъ Коссовъ двохъ тисечей золотыхъ въ кождый рокъ на владыцство Могилевское доходитъ; отецъ Гулевичъ баницію зъ себе зноситъ, владыцство Премыское пустивши въ вѣчность (якъ въ конституціи написано) «на унею»; отецъ Жолудъ цегелню толко въ Вилню правомъ сталюетъ; отецъ Шицикъ привиля, оденъ собѣ на архимандрію Овруцкую, а другій Филатею на игуменство Золотоверхого Михаила набываетъ. Единъ господинъ отецъ Варлаамъ Дѣдковскій святобливе къ[3] справахъ церкви Печерской зъ розсудкомъ духовнымъ працовалъ. Иншіе отцеве всѣ и законники въ своихъ приватахъ приѣхали, и мовятъ зъ собою: «я маю, я маю зъ потребу у себе церквей; якъ собѣ хто хочетъ; нехай ся домовляетъ; я не дбаю». И южъ о грунтовнымъ успокоеню вѣры православнои ани зменки было.

Мѣщане зась убогіе зъ Люблина, Сокаля, Орши, Пинска, Бѣлска, Кобрыня, Берестя и зъ иншихъ мѣстъ и мѣстечокъ плачливе ляментуютъ, же южъ не маютъ и людей, зъ кимъ бы церквей своихъ доходити могли! Нимашъ отца и мужа святого Леонтіа Карповича, архимандриты Виленского, и отца Іосифа Бобриковича, старшого Виленского! Нимашъ мужей памяти годныхъ Михаила Кропивницкого, Лаврентіа Древинского и пана Мефодіа Киселя, зъ колегами его, въ полъ рицерскомъ не стало, абы о успокоене грунтовное вѣры православное Грецкое домовлялися! Немашъ въ набоженствѣ належномъ ведлугъ сумнѣня православныхъ людей волности южъ и за гроши! Ахъ, бѣдажъ! Креста не принявши дѣтки а дорослые безъ шлюбовъ живутъ, а умерлыхъ въ поляхъ, въ огородахъ и въ пивницахъ потаемне въ ночи погребаютъ! Немашъ, мовлю, волности южъ и за гроши! Надъ турецкую неволю, тутъ въ панствѣ христіанскомъ православные люде болшую неволю терпятъ и маютъ! Бо оршане бѣдные за тое, що въ братствѣ своемъ новую церковъ збудовали, двѣстъ червоныхъ золотыхъ подканцлерому за печать давали. А сокаляне сто червоныхъ золотыхъ и пятдесятъ коровъ до фолварку особы едной за причину толко давали. И иншіе также барзо ся убіали, а ничого южъ не справили. Якожъ и црошлыхъ часовъ, противники правды святой, умыслне (поджогою духа злого) хотячи вынищити тутъ въ панствѣ христіанскомъ вѣру православную Грецкую, одъ сейму до сейму незбожне огризуючи одкладали; наостатокъ, торгаючи сеймы, и докладати южъ въ конституціахъ, абы укрывжоная усправедливене мѣла, не зезволяли.

Тое все выбачивши, я, нендзный зъ дару Духа Святого, якъ тому простымъ сердцемъ вѣрую, шолемъ до господы, за «Панну-Марію», презъ новое мѣсто въ Варшавѣ, мыслячи въ собѣ презъ имя Іисусъ Христово, въ сердцу моемъ нарисованое, и зъ горливости вызнаня православного мовячи: «о, Боже справедливый! Якъ то ваги несправедливости южъ-южъ до самого центрумъ и крѣсу препали; южъ-южъ и сами отцеве наши старшіи въ вѣры православной о помноженю хвалы Бозское не дбаютъ; южъ вси якъ бы ся ее встыдаютъ; а што болшая — нѣкоторые, для гоноровъ и свободы свѣта того, латиною и много о собѣ розумѣньемъ ошуканы будучи (ахъ, бѣдажъ!), зъ вѣры правдивое до иншое вѣрки, якъ Смотрицкій, Скуминовичъ и иншіе, небачне перекидаются; и всѣ немаль зъ латинниковъ нашихъ милыхъ, праве въ еденъ струпъ злѣвшися, власне южъ въ вонтпливость людемъ простымъ вѣру правдивую и церковъ Всходнюю подаютъ и, якъ бы храмлючи, волаютъ: „о, и тая, о, и тая вѣра есть добрая“! А то быть не може, абы много вѣръ мѣло быти добрыхъ, бо написано: „единъ Господь, едина вѣра, едино крещеніе“[4] и прочее». Тое мыслячи, обачилемъ невѣсту, одъ костела Панны Маріи якъ бы въ роспачи обнаженно бѣгучую и волаючую зъ великимъ ляментомъ, руки вложивши на голову: «згинуламъ! взято ми зъ ложка взголовье и колдру». Помыслилемъ въ собѣ презъ имя Іисусъ Христово: «такъ теперъ церковъ православная тутъ въ панствѣ томъ христіанскомъ ляментуетъ, въ окраденю одъ злодѣевъ полуденныхъ (то есть уніатовъ проклятыхъ) ложа мысленнаго Соломона и въ обнаженю зъ покрытя еи прекраснаго» (бо въ тотъ же часъ превротникъ якійсь, злодій и блюзнерца Касянъ выдалъ книжку, обнажаючи сакрамента пресвятые церкви православнои Восточнои). Тое мыслячи, гдымъ поровнался истемъ зъ тоею невѣстою, далемъ ей червоный золотый, мовячи: «купи собѣ што можешъ». А о то заразъ палъ на мене Духъ Святый въ плачливомъ жалю и долго въ томъ ревливе плакалемъ. Потомъ въ господи, у Стефана Русина Пикаря въ коморци, гдымъ одправовалъ акафистъ до Пречистои Богородици, теды, власне въ тыхъ словахъ: «отъ всѣхъ насъ бѣдъ свободи», барзо ретелный голосъ одъ образу Пречистои Богородици слышати было таковый: «о, Афанасій, супликуй теперъ на сейми презъ образъ Мой, въ крестъ изображенный Купятицкій, до кроля Полского и Речи Посполитое, грозячи правдивымъ гнѣвомъ и страшнымъ судомъ Божіимъ, который правдиве южъ-южъ приходитъ, если ся не обачатъ; нехай же первѣй унею тую проклятую вѣчне зганятъ, бо того впродъ потреба, и може быть еще добре».

За росказаня теды я Пречистое Богородици и моцью Честнаго Креста о имени Іисусъ Христовъ, якъ тое ся и объясняетъ, року 1643, права маючи добріи, якъ играчъ якій, маючи карту добрую, и якъ Иліа Пророкъ горливостью до православнои вѣры, въ Варшавѣ, на сейми валномъ, образъ Пречистои Богородици, въ крестъ изображенный Купятицкій, въ седми штукахъ, на плотни малеваныхъ, зъ гисторіею Московскою (вѣрность въ томъ вашой кролевской милости, пану моему милостивому, освѣдчаючи) и зъ написомъ, на пересторогу гнѣву Божого и страшного суду Его, вмѣсто суплики отъ церкве Всходнеи, въ замку и въ избѣ сенаторской, предъ маестатомъ и обецностю вашое кролевское милости, пана мнѣ милостивого, певнымъ а велце поважнымъ особомъ самъ очевисто, а въ рицерскомъ коли презъ діакона моего нѣкоторымъ особамъ также значнымъ, — подавалемъ и голосно, ведлугъ прейзреня Бозского, права показуючи, волалемъ: «Наяснѣйшій кролю Полскій, панъ мой милостивый, о то кривду незносную маемъ. Не хочутъ намъ, людемъ правовѣрнымъ, въ справахъ побожныхъ церковныхъ привилеовъ печатовати, не хочутъ насъ ведлугъ правъ заховати поприсяжоныхъ вашой кролевской милости, и, южъ то отъ пятидесятъ лѣтъ, вѣра правдивая и церковь Восточная Грецкая, подъ вами, паны христіанскими, въ кролевствѣ Полскомъ, для збытковъ унеи проклятои, ажъ назбытъ утиски терпитъ. А то — за причиною и помочю ненавистныхъ каплановъ рымскихъ, а найбарзѣй езуитовъ барзо мудрыхъ. Которые то езуиты, внутрности людскіе въ дѣткахъ малыхъ отливными словы на науки облудные и на титулы высокіе побравши, въ школахъ комедіи строячи, въ костелахъ катедры маючи, и книжки переницованые, измышленые ошуканемъ шатанскимъ, выдаючи, незбожне до людей простшихъ, потаковниковъ своихъ, въ огиду подаютъ и преслядуютъ правовѣрныхъ христіанъ, сами будучи неправовѣрные».

Я то, нендзный Афанасій, который назавтрее, въ суботу, ведлугъ росказаня нѣкоторыхъ пановъ сенаторовъ, самъ пришолемъ зъ діакономъ моимъ Леонтіемъ до пана Опалинского, маршалка, даючи о собѣ справу, а одъ пана маршалка посланый былемъ до его милости ксіондза бискупа Познанского, наимя Андрея Шолдровского, человѣка велце уважного, о которомъ и его милость отецъ нашъ метрополитъ Могила мовилъ (гдымъ былъ въ Кіеви слышалъ): «добрый то мой пріатель». Тотъ, у вечеръ приѣхавши, зъ сенату одъ вашей кролевской милости, тую потѣху рачилъ намъ ознаймити, же «король, панъ нашъ милостивый, казалъ запечатовати вамъ тотъ привилей, которого потребуете; прійдѣте ютро до подканцлерого, а теперъ идѣте до господы».

Я то, нендзный Афанасій, который одъ своихъ отцевъ старшихъ до запечатованя привилею недопущоный и злыми словы зганеный, за шаленого менованый, а згола въ всемъ (Пане Боже, имъ прости!) уруганый, оплваный и осмѣяный и обвиненый зосталемъ, а за тое самое, жемъ ся ихъ не докладалъ, справуючи тые суплики (если то слушно докладатися въ такихъ таемницахъ Бозскихъ). Ахъ, бида жъ мудрымъ зъ латины до чого пришло! Южъ ничого вѣры не прикладаютъ и воли Бозской не послушаютъ, але, все на себе и на розумы свои принявши, свого волю полнятъ и свои своихъ гнембятъ. Бо тамъ заразъ въ Варшавѣ, на Долгой улици, въ господи одверного вашой кролевской милости, наимя Яна Желязовского, презъ килка недѣль ажъ до розъѣзду сеймового въ вязеню нендзно мя зъ діакономъ моимъ Леонтіемъ вязили и трапили. Съ которого то вязеня не могучи я жаднымъ способомъ (въ справи такъ знаменитой церковной, которая ся точитъ ведлугъ воли Бозской) до розсудку ихъ духовного повабити и привести (о то ревностю Дому Божого запалившися и собою взгордивши, не будучи шаленымъ и овшемъ маючи имя Іисусъ Христово, на сердцу моемъ выритое, толко для самого упаметаняся старшихъ отцевъ моихъ, доброволне не жалуючи обнажити себе и въ болотѣ ся помазати, абы Церковъ, облюбеница Христова, одѣта и очищена была), шалемнымъ якъ бы учинившися[5] изъ везеня самъ вчесне вышедши наго, толко каптуръ и парамантъ для знаку законного на собѣ маючи, въ болотѣ ввесь поплюскавшися и костуромъ себе бючи, по улицахъ Варшавскихъ бѣгалъ и волалъ великимъ голосомъ: «бѣда проклятымъ и невѣрнымъ! бѣда проклятымъ и невѣрнымъ! Væ maledictis et infidelibus!» Што постерегши въ господи, челядь владычая слѣдъ пошляковали и бѣгучого мене южъ до брами Краковское (бо хотѣлемъ въ рынку въ костелы вбѣгати и волати тые жъ слова, а то въ день Звѣствованя, по-новому: «бѣда, бѣда проклятымъ и невѣрнымъ!», тамъ теды подъ брамою мя обскочили и, потрутивши въ болото, въ колѣно и болшъ глубокое, стали надо мною зъ великимъ тумултомъ людей презъ долгій часъ, ажъ зъ господы возъ привезено. Тогды я, нендзный Афанасій, якъ бы умерлымъ удаючися, великое зимно терпѣлъ (бо мѣсецъ былъ марецъ) и южъ якъ бы ледво живый на вози до господы владычей привезеный и знову до вязеня вкиненый былъ.

Я то, нендзный Афанасій, который обвиненый будучи за суплики презъ образы Пречистои Богородици, въ сенати поданые, и за обнаженеся мое для Церкви Христовы, якъ бы шаленое, инстигаціею якогось Даниловича, писара владычого, одъ старшихъ отцевъ (до мене ведлугъ діоцезіи и мѣстца сеймового въ справи той судити неналежныхъ) былемъ сужоный, декретованый, презвитерства и ігуменства деградованый. И южъ на вмѣзди зъ Варшавы, не маючи гдѣ мя подѣти, былемъ пресыланый одъ господы до господы: отъ отца владыки до ігумена Луцкого, одъ того до старшого Виленского, зъ господы знову до отца Косова за Вислу рѣку човномъ проважено, зъ-за Вислы повторе до Варшавы проважено до отца старшого Виленского, господу на лазни маючого. Старшій Виленскій, выѣждзаючи, казалъ челяди своей оддати мене до отца Шицика подъ генсіорекъ; тотъ потрете перевозитъ мя презъ Вислу. Одтоль же хотѣлемъ догледѣти, абы запечатовано привилей (ведлугъ ознайменя бискупьего) у подканцлерого. Не давши ми вѣры въ томъ, отцеве старшіи мои провадятъ зъ Варшавы до Кіева. Въ Кіеви жаденъ мя не спыталъ, што бымъ кому былъ виненъ, презъ часъ немалый. Што мя барзо фрасовало, звлаща видячи, же о покой церковный и о помножене хвалы Бозское не дбаютъ. А надто трапили мя огнъ алхимицкіе, которіе палено въ седми печкахъ на ошукане особы еднои, на которой, ведлугъ того часу, много бы належало взглядомъ вѣры православной и церкви Восточной, о чомъ ся ознаймовалемъ одчасти господину отцу Зосиму Печерскому и отцу Іосифу Дунаевскому.

Я то, нендзный Афанасій, который знову (ведлугъ злого уданя), за росказанемъ его милости отца нашего метрополиты Кіевского Петра Могилы, въ консисторіи Кіевской отъ духовныхъ отцевъ, якъ злочинца якій, сужоный былемъ, — на томъ судъ, гдымъ припомнилъ, якъ мя въ Варшавѣ водили одъ господы до господы, отецъ Гизель рекъ: «якъ одъ Аннаша до Каифаша». Потомъ видили, жемъ и безъ позву нань сталъ, инстигатора не мѣлемъ, заразъ одъ всего, безъ декрету, волнымъ мя учинили, и, за благословеніемъ его милости отца нашего метрополиты Кіевского и всея Россіи, ексархи святого апостолского фрону Константинополского, Петра Могилы, одправовалемъ литургіи святыя такъ въ печерахъ, якъ и на великомъ престоли въ церкви Успеніа Пречистой Богородици Печерскои чудотворнои, зъ діакономъ меамъ[6] частокротне. А той судъ и декретъ, неслушне на мене въ Варшави учиненый, потлуменый зосталъ безвѣстне.

Я то, нендзный Афанасій, которій, первѣй за волею Бозскою, а потомъ и за благословеніемъ листовнымъ его милости отца нашего метрополиты Кіевского, зъ напомненемъ пастырскимъ, знову, ведлугъ жаданя братства православного Берестейского, на ігуменство присланый, гдѣ, въ монастыру убогомъ зъ братіею моею законною колконадцатми (що вѣдомо Богу и людемъ) пристойне живучи, мѣлемъ такъ я самъ, яко и братіа моя (а мѣщане убогіи зособна) одъ студентовъ своеволныхъ езуитскихъ и одъ поповъ унитскихъ, непоеднокротъ битя, мордованя, уруганя, на монастыръ нахоженя, дорогою истья презъ ринокъ зъ святостями вшелякими забороненя и незносніи утрапеня. Въ Кобриню Облочинскій якійсь, архимандритомъ унитскимъ мянуючійся, на дорози доброволной, законниковъ, на моихъ коняхъ до мене зъ Купятичъ посланыхъ, гвалтовне забравши (о, бида жъ!), священноинокови бороду урѣзалъ, діакона обнажилъ и выгналъ ихъ; а кони два зъ возомъ зъ речами на килкасотъ золотыхъ заграбилъ. И одъ иншихъ на многихъ мѣстцахъ барзо великіе кривды и бѣды мѣлемъ и мѣвалисмо.

Въ певныхъ теды потребахъ церковныхъ и монастырскихъ, особливымъ прейзренемъ Бозскимъ, ѣздилемъ до Кракова. Тамъ будучи у его милости пана Сапѣги, воеводы Новогродского, просилемъ, яко добродѣя своего (бо на его милости грунти мѣшкаемъ), абы зъ ласки своеи зъеднати рачилъ у вашой кролевской милости листъ упоминалный до тыхъ кривдниковъ, для того, же у кождого права намъ, православнымъ христіаномъ, о справедливость трудно. На кождомъ мѣстцу, въ дворахъ и въ судахъ, уругаются зъ насъ и гучатъ на насъ: «гугу, русинъ, люпусъ, реліа, господи-помилуй, схизматикъ, турко-гречинъ, одщепенецъ, Наливайко» и болшей того, хто ихъ вѣдаетъ, якъ на огиду насъ подаючи до людей, навымышляли. О тожъ, ведлугъ того теды утрапеня нашего и уруганя, листу упоминалного до тыхъ кривдниковъ просилемъ. Але убогихъ утрапене — паномъ жарты, — реклъ: «попъ зъ попомъ побился — що ми за речъ? будте уніатами, будте, то въ покою будете жити, або идѣте собѣ до ихъ старшихъ по справедливость, и листъ, тутъ до мене писаный, въ которомъ признаваетъ, же вамъ кривду учинилъ, о то вамъ на свѣдѣцтво до права отдаю. А тутъ дармо есте проклусалися и стравили килкадесятъ золотыхъ». Зачимъ я далемъ всему покой. Толко порекреовавши вколо мѣста зъ оказіи для ялмужны (а снатъ и прейзренемъ Бозскимъ), былемъ у посла Московского, припоминаючи ему и бытье мое опатрностью Бозскою, року 1638, въ столици Московской. А гдымъ былъ пытанъ о Дмитровичу, о которомъ, подъ небытность мою въ Берестю, южъ ся и довѣдали одъ пана Галенского, намѣстника гродского, въ якомъ онъ тутъ титули и выхованю, а я реклемъ: «Дмитровичъ и самъ о себѣ не вѣдаетъ, хто есть, поготову жаденъ, аже не подписуется царевичомъ». Я, якъ невѣдомый жаднои хитрости и не маючи полеценя ни отъ кого въ таемницахъ о немъ, далемъ картку его, до мене зъ господы писаную, зъ подписомъ руки въ тые слова: «Янъ Фавстинъ Дмитровичъ».

Съ Кракова ѣхалемъ до Варшавы для выкупеня привилею, о которомъ презъ писане юристы, наимя Зычевского, мѣлемъ вѣдомость, же тотъ привилей, которогомъ на сейми потребовалъ, есть южъ запечатованъ. Але же за тую печать хотѣлъ шести тисячи золотыхъ, мянуючи: «о немъ то презъ езуитовъ справилъ, а коштомъ моимъ великимъ». Я зась, убогій, до задатку першого десяти червоныхъ золотыхъ (на которые и теперь церографъ его маю), давалемъ еще двадцать червоныхъ золотыхъ, а наболшей обликъ давалемъ. Але же не взялъ. Теды я, огледѣвши тотъ привилей запечатованый а постерегши, же его въ метрикахъ немашъ, болшей не убивалемся: полецилемъ все воли Бозской и часови щасливому.

Приѣхавши я до братіи моей, до Берестя, рихло потомъ въ кляштори отцовъ барнадиновъ першій разъ зъ сцептрумъ, умысломъ звитязства (бо видилемъ запечатаный привилей), далемъ образъ Пречистои Богородици въ крестъ Купятицкій вымалевати. Вымалеваный гдѣ ми принесено, за червоный золотый одержалемъ его. И маючи въ целіи моей, гдымъ ведлугъ часу предъ тымъ образомъ одправовалъ молитвы, натыхъмѣстъ, якъ и прошлыхъ часовъ, барзо-барзо великій страхъ палъ на мене, и власне одъ образа того слышати было голосъ таковый: «о, Афанасій, супликуй еще презъ образъ мой въ крестъ Купятицкій на сейми пришломъ до кроля Полского и до Речи Посполитое о вынищене грунтовное унеи проклятои. Добре будетъ, если услухаютъ и вынищатъ еи: поживутъ еще въ приданыхъ лѣтахъ щасливе, ибо и планеты указуютъ Меркуріуша для Венери ласкавость въ тыхъ лѣтехъ. А порядокъ Сына Моего въ суженю: первѣй пытати Адама, потомъ Евы; на остатку декретъ страшный якъ слово вымовити злому будетъ за выреченемъ слова». По томъ теды я престрашеню, барзо слабый былемъ пять дній, правдиве ани пилемъ, ани ѣлъ, мыслячи што чинити: «бѣда мнѣ мовити таковые речи и на таковомъ мѣстцу, бѣда не мовити справъ Бозскихъ!» Постановилемъ въ собѣ, еднакъ, мовити. Натыхѣмѣстъ пришло ми вырозумѣне и побудка зъ дару Духа Святого (якъ тому простымъ сердцемъ вѣрую), же уніаты волею своею одъ Рымлянъ ошуканы, а Рымляне мяновите въ постановеню Бозскомъ и порядку духовномъ ошуканы отъ шатана проклятого. Образъ Богородици и тое справуетъ, абы всѣ и геретици узнали, же есть правдиве Кролевою Небесною и Добродѣйкою великою всему народу людскому, ведлугъ прироженя, а затымъ и всѣ святыи Божіи. Крестъ знаменуетъ (якъ хоруговъ гербовая) пристье Христово на судъ справедливый барзо-барзо прудко. «Ознаймуй же, Афанасій, о тыхъ справахъ Моихъ и неодкладне волай, голоси, якъ труба найкриклившая, верещи, бо часъ тому. Абы вси, що именемъ Іисусъ Христовымъ титулуются, до направы пришли, то естъ: отщепенци и геретики, лютеране, аріане, нуріане, сасове, звингліане и иншіе, тымъ подобные, што ено вѣруютъ въ Христа Господа, абы въ порядокъ правдивый, духовный, седми сенодами постановленый, пришли, то есть: на правицу теперь прихилилися и прилучили, бо врихлъ не будутъ часу мѣти до покуты. А войну мѣти съ потребы и слушне съ поганы и невѣрными Христови, абы былъ надъ всѣми еденъ пастырь Іисусъ Христосъ, а не папежъ, и една овчарня Іисусъ Христова, а не папежова, бо тежъ не папежъ въ евангеліи святомъ мовитъ: „ины овца имамъ, яже не суть отъ двора сего, и тыя ми подобаетъ привести и гласъ мой услышатъ: и будетъ едино стадо и единъ пастыръ“[7]».

Таковою теды я, нендзный Афанасій, волею Бозскою примушоный будучи, южемъ былъ почалъ се готовати на высокомъ театрумъ свѣта того, сейму, мовлю, валного, въ Полщи будучого, предъ всѣмъ гминомъ людскимъ: въ костелъ, подъ бытность вашой королевской милости, по прочитаню евангеліи, въ казаню, поднести писаня въ килкадесятъ фастикулахъ, зъ образами Пречистои Богородици Купятицкои и зъ гисторіею Московскою (якъ и на прошломъ сеймъ въ сенатъ), а рознымъ станомъ короннымъ и великого князства Литовского, также купцомъ чужеземцомъ (которыи если бы были), на розныхъ мѣстцахъ потрафляючи въ найлѣпшее оголошене, зачатую справу подати и обяснити, за причиною Пречистои Богородици и всѣхъ святыхъ, чого по насъ въ тыхъ схилку лѣтъ и страшного суду Богъ Всемогущій потребуетъ.

Щожъ я, нендзный робакъ, за обмову о собѣ дамъ, гды то Творца мой Іисусъ Христосъ и Матка Его Пречистая Богородица Купятицкая такъ трудную, дивную и барзо великую справу и послугу на мене, покорного, якъ на быдлятко Валаамово, вложити зезволили? О, Іисусе Христе, мой Одкупителю! Чи не волѣлъ бымъ я, нендзный, сидѣти въ монастыру, якъ другіи духовныи отцеве и братіи мои, молячися Тебъ, Творцу моему, за себе и за всю владзу, духовную и свѣтскую, а особливе за добродѣевъ моихъ? Чи не уважалемъ я того собѣ? Уважалемъ и уважаю, дивуючися непонятымъ справамъ Его святымъ. Подаю то до побожного уваженя вашеи кролевской милости пану и добродѣеви мнѣ велце милостивому, што бымъ я мѣлъ чинити нендзный чловѣкъ, простакъ, гарбарчикъ, калугеръ убогій, межи монархами свѣта, вашою кролевскою милостью и царомъ Московскимъ, гды бы не было въ томъ особливои воли и опатрности Бога въ Тройци Святой Единого? Поневажъ самъ рачитъ мовити: «безъ мене не можете творити ничегоже»[8].

Русь же одъ патріархи Константинополского Нового Рыму по Володимеру князю зъ прейзреню Божого окрестилася року Божого 987, въ двадцатъ лѣтъ и двѣ по полякахъ. И одъ того тамъ часу до патріархи Константинополского въ духовное послушенство и благословенство належитъ. Тое многимъ вѣдомо, а невѣдомыи нехай въ Длугоша, каноника Краковского, и въ иншіе лѣтописци вейзрятъ.

Унея же есть проклятая — правомъ доводне ся доказуетъ. Хто колвекъ отбѣжитъ пастыра[9] своего власного, благословенного и братства а удастся до другого, собѣ неналежного, тотъ нехай будетъ проклятый отъ Отца и Сына и Святого Духа; нехай будетъ и по смерти не раздрѣшенъ; нехай будетъ мѣти клятву отцевъ святыхъ, што сенодовали въ Никеи, и всѣхъ святыхъ Божіихъ! А той то[10] пастыръ и отецъ духовный правдиве такъ везалъ. Которому правдиве, ведлугъ воли Божіей, межи пятми столицами духовными на томъ дочасномъ свѣтъ, съ певныхъ а тыхъ барзо важныхъ причинъ и таемницъ Бозскихъ, Духомъ Святымъ утвороныхъ и споряжоныхъ, межи столицами, мовлю, пятма: Константинополскою, Антіохійскою, Рымскою, Але[кс]андрійскою, Іерусалимскою, — едина владза и ровность духовнои владзы зъ иншими столицами Константинополской дана есть, владза правдивымъ порядкомъ звязовати и розвязовати, ведлугъ росказаня Христова: «глаголю вамъ, его же свяжете на земли, будетъ связанъ и на небеси, а его же раздрѣшите на земли, будетъ раздрѣшенъ и на небеси»[11]. Хто того не вѣдаетъ, же унитъ тотъ, который одбѣгъ пастыра своего власного для своее воли, есть правдиве проклятъ, а меновите тотъ, который безъ сповѣди и покаянія належного изшолъ зъ того свѣта.

Вѣдати и тое потреба, якъ люциперови зъ найвишшого неба зтручене, такъ унитови зъ церковного неба, для пожаданя столка сенаторского, проклятство ся стало. ГрҌхъ Содомскій и иншіе великіе своеволи въ велебныхъ отцевъ, для певныхъ сродковъ, опущаются, лечъ пыха проклятая найбарзѣй ся ганити муситъ. Потій, предъ владыцтвомъ, каштеляномъ Берестейскимъ будучи, мѣлъ столокъ въ сенатъ. Гды зась зосталъ владыкою, оного ему умкнено. Зачимъ розумѣючи о собѣ много, въ розныхъ особахъ и у пана Виленского Ходкіевича порады шукалъ и бадался: «чему то подъ кролемъ Полскимъ волности маемъ сполные, а не засѣдаемъ столковъ зъ бискупами?» Теды духовные Рымскіе порадили оному, же «за причиною короля пана: гды будете мѣти одъ отца святого, Старого Рыму папежа, благословенство, то латво вамъ будетъ мѣти межи нами и столокъ сенаторскій». Потій теды, для самого столка сенаторского, зъ Терлецкимъ, зъ Рогозою и зъ иншими наслѣдовцами своими, таемне намовившися, выборнѣйшихъ людей правовѣрныхъ зъ народу Россійского, такъ княжатъ, пановъ, яко и земянъ обывателей нѣкоторыхъ, въ реестръ списалъ, именемъ всей церкви Россійской православной Восточной, здрадливе, не помнячи на клятву, которую и самъ на себе писалъ и выдалъ, Рымскому папежови, ведлугъ принятя вѣры и креста святого, до народу Россійского неналежачому, послушенство оддалъ. Еднакъ, за тое столка не одержалъ. Толко, зъ похлѣбства ксіенжій и порады ихъ особливой, ласку кролевскую въ оборонѣ тоей унеи и фундацій ихъ церковныхъ до сего часу мѣлъ.

Одъ того теды часу, взявши ненависть, за злою оферою своею и за непоряднымъ уроженемся въ той проклятой унеи, — якъ Каинъ Авеля и Измаилъ Ісаака, такъ проклятый унитъ православного брата своего забіялъ и преслядовалъ, и ажъ по сесь часъ, за помочью похлѣбцовъ и противныхъ правды святой ведлугъ часу за попущенемъ Божіимъ, — що хотѣлъ, то броилъ: людей убогихъ вшелякого стану — такъ въ братствахъ церковныхъ, якъ и въ радахъ вшелякихъ, судовыхъ и цеховыхъ будучихъ, потваряючи незбожне зо всего, що маютъ православные христіане — зъ вѣры православной, зъ сумненя чистого, зъ славы доброй и маетности и зо всего почтивого — злуплялъ, торгалъ и шарпалъ и розмаите мордовалъ и забивалъ; а надъ то — що болшая — церкви печатовалъ, одбиралъ, нищилъ, внивечъ оборочалъ; набоженства сумненью побожному волного заборонялъ; въ мѣстахъ, въ мѣстечкахъ и селахъ, въ добрахъ кролевскихъ и шляхетскихъ, якъ то въ Люблини, Сокалю, въ Бѣлску, въ Полоцку, Витепску, Острогу, Лвови, Грубешови, въ Белзи, Кобрыню, Берестю и въ иншихъ, ажъ назбытъ прикрости и злости выражалъ и преслядовалъ. Въ многихъ розныхъ мѣйсцахъ въ панствѣ томъ христіанскомъ непотребные колотнъ для тои проклятои унеи ажъ по сесь часъ дѣялися. На остатокъ, и зъ козаками внутрняя война непотребная, для тои унеи проклятои, была. Для тоей, милость немаль въ всѣхъ высхла; для тоей, похлѣбства, лакомства, зазрости, зрады, нецноты а найбарзѣй пыха ся проклятая замножила; для тоей, и порядокъ духовный и свѣтскій южъ-южъ погинулъ, о которомъ сами уже волаютъ: «не рядомъ стоимо». Отожъ теперъ порядокъ, ведлугъ воли Бозской, стаетъ, теперъ часъ наступилъ роздѣленья благословенныхъ одъ проклятыхъ, теперь гнѣвъ справедливый Бозскій и судъ Его страшный на лѣвицу пришолъ. Хто маетъ уха до слуханя, нехай слухаетъ, што ся то голоситъ, ведлугъ часу, мѣстца и потребы.

А що нѣкоторіи мовятъ: «кролю пану до вѣры не належитъ; же волно якъ хотѣти вѣрити». Такъ есть. Не виненъ кроль панъ, гды хто въ духовной справи блудитъ. Але же, за помочью кролей ихъ милостей, тоя унея проклятая въ панствѣ томъ христіанскомъ зъ допущеня Бозского стала; треба справедливымъ судомъ, въ часѣ замирономъ, ведлугъ воли Бозской, абы за помочю кролевскою и упала. А хтожъ замѣшаня въ дому повиненъ успокоити, если не господаръ, звлаща добрый и чулый въ повинностяхъ своихъ? Велебные отцеве певне южъ того не поправятъ, бо самымъ имъ впродъ треба ся поправити! Южъ тутъ диспутаціи не треба! Прейзренемъ то Бозскимъ на елекціи щасливой медіаторомъ покою былъ ваша кролевская милость въ той справи, и на коронаціи зъ присягою зашла обѣтница грунтовне успокоити. А чему жъ ся не успокоила? Нехай же ся успокоитъ, бо южъ часъ пришолъ! Нехай кождый при своей сторонъ, якъ собѣ подобалъ и заслужилъ, при той зостаетъ: благословенный по правици, а проклятый по ливици[12].

Стороны Дмитровича добре ся стало, за ласкою Божіею; же оного ваша кролевская милость, панъ мой милостивый, якъ правдивый въ пріазни до кождого, на признанье чимъ естъ — до царя Московского послати рачилъ. Неслушно бовѣмъ пану, зъ натуры и зъ дару особливого Бозского такъ будучи справедливымъ, мѣшатися въ справы несправедливые. Лацно познати кождому, гды бы былъ зъ Мнишковны, воеводзіанки Сендомирской Дмитровичомъ. Значная естъ фамиліа ихъ милостей пановъ Мнишковъ! Якъ панъ кухмистръ Коронный, староста Осецкій, и иншіе одозвали бы ся въ повиновацтво, гдыжъ то великая речъ быти правдивымъ царскимъ сыномъ. До того еще зъ устъ небожчика Сапеги, гетмана, слышалемъ, гдымъ педагогомъ былъ. Просилемъ килима обить ему надъ лужкомъ; теды голосно зъ гнѣвомъ рекъ: «на що обитя надъ лужкомъ? хто его вѣдаетъ, хто онъ есть». Я на то реклемъ: «навѣжаючи шляхетскіе дѣтки при педагогахъ своихъ школные, пытаются въ кого бы былъ въ опецѣ». То онъ помысливши, заледве казалъ килимокъ и колдерку купити. Я потомъ врихлъ законникомъ зосталемъ и теперь волею Божіею въ томъ ся найдую. Ово згола сумматимъ[13] мовится: не на доброе онъ тутъ въ титули царскомъ почалъ ся ховати, бо много злого презъ него, якъ презъ инструментъ якій, своволною купою а хитростями барзо мудрихъ людей шатанъ проклятый, за допущенемъ Бозскимъ, могъ бы броити. Звлаща, гды бы ся повело шатанови въ цесарской сторонъ, иншіе речи потомъ вѣдомы будутъ, бо «нѣсть тайно, еже не откриется»[14]. Обѣдвъ тыи справы, такъ о Дмитровича, якъ и о успокоене грунтовное вѣры православнои Грецкой, — кладу на шали уважного розсудку вашой кролевской милости, пана мнѣ милостивого. Вѣдаю, же лацно будетъ и справедливость святую познати, звлаща, гды не отъ тѣла и въ тѣли тквячимъ[15] мниманьемъ, але безъ заслоны отъ души и въ души мѣшкаючимъ правымъ розумомъ тую такъ великую, ясную и важную речъ будутъ мѣрковати, бо «до такой помѣри (зъ Липсіушомъ и Діоенесомъ филіозофами рекну) треба розуму, а не шнура».

Войска арматные, гды бы были миліонъ миліонами, трудно зъ Богомъ правдивымъ воевати, — кождый тое вѣдаетъ. Еще и тое докладается: войска, противные Богу и росказаню и спораженю Его, не видячи непріятеля, сами ся порѣжутъ презъ незгоду свою. Треба тое памятати, абовѣмъ Богъ Всемогучій; въ часи замѣрономъ, якъ хто згрѣшитъ, такъ и караетъ: нерядъ нерядомъ стираетъ, — который ся тутъ нерядъ ажъ назбытъ замножилъ, звлаща въ велебныхъ преложоныхъ.

А запытаетъ ли хто: «чи пророкъ ты, що то мовишъ?» Въ покори сердечной одповѣмъ: «не пророкъ, толко слуга Бога Сотворителя моего, посланый ведлугъ часу, абымъ правду кождому мовилъ». Еще ли хто запытаетъ: «а хто жъ того зъ то бокю свѣдкомъ?» Въ боязни Божой одповѣдаю: «таемницы Его святыи не потребуютъ великого выбадываня, толко вѣры; Моисей самъ видилъ купину горящую а незгаряемую; также Петръ Святый — плащеницу ему спущеную зъ розными гадинами, абы кололъ и ѣлъ[16], самъ видилъ; а вси, дивуючися справамъ дивнымъ Бозскимъ, тому вѣруемо. Того жъ и тутъ потреба, гдыжъ вѣра не выдворная фундаментомъ есть кождому въ збавене, которая на доброй воли чловѣчей зависла».

О непорядку костела Рымского въ другомъ на-долъ стопню, зъ воли Бозской и часу замѣроного (звлаща, гды першій стопень щасливе въ скутку своемъ зостанетъ), отъ кого колвекъ правдиве ся укажетъ. Мене зась, нендзного Афанасіа, Богъ Сотворитель мой на тое власне послалъ, абымъ впродъ о вынищеню проклятои унеи оголосилъ и обяснилъ. Которую послугу волею Его святою и помочью Пречистои Богородици съ повинности моей православно-служебничей доситъ учинилемъ, якъ то видити рачите. Згола есть на воли кождого вѣрити тому и не вѣрити. А я, на остатокъ, и въ пѣсни, въ турмѣ зложоной, се оголошаю нотно въ тые слова:

Даруй покой церкви своей, Христе Боже,

терпѣти болшъ, не вѣмъ, если хто зъ насъ зможе.

Дай помощъ отъ печали,

абысмы вцѣли зостали

въ вѣри святой непорочной[17] въ милы лѣта,

гдыжъ приходятъ страшные дни въ конецъ свѣта,

вылучаешъ, хто зъ насъ, Пане,

по правици Твоей стане.

Звитяжай же зрайцовъ, первѣй уніатовъ,

препозитовъ, также и ихъ номинатовъ,

абы болшъ не колотили,

въ покою лѣтъ конецъ жили.

Потлуми всѣхъ противниковъ и ихъ рады,

абы болшей не чинили гнѣву и зрады

межи греки и рымляны,

гдыжъ то людъ твой естъ выбраный.

Пришолъ той часъ роздѣленя зъ проклятыми:

не зъѣстъ хлѣба ошарпанецъ зъ везваными.

До темности каже втрутить,

звязаного въ вѣки мучить.

Тутъ южъ злости антихриста! Уніате,

кламцо и похлѣбцо, рожоный лжи брате!

Памятайся въ своей злости,

зажій на собѣ литости.

Пекло на тя горящее зготовано;

гордость твою и думы зле бы спаліоно.

Стережися того огня,

не вѣръ діаблу рукоимя.

Для тебе то церковъ грецка ляментуетъ:

въ многихъ мѣстцахъ много утисковъ пріймуетъ.

Перестань же такой злости,

не чини болшъ южъ прикрости.

Не барзо тебе Рымъ прагнетъ, и латина

може бовѣмъ обыйтися безъ русина.

Навернися до Всходнеи

церкви своеи святои.

Поможетъ въ томъ Пречистая и святыи,

молитвы свои даючи приемныи

въ славу Богу своему,

въ Тройци Святой единому.

Будь же сыномъ православнымъ, уніате,

естъ покута живымъ людемъ, милый брате!

Христосъ то тебе взываетъ,

и Пречистая чекаетъ.

Проситъ за тя зъ плачемъ горкимъ въ трубѣ страшной

Матка Сына въ крижу, мовячи мнѣ, жалосной[18]:

«Теперь чловѣкъ ласку маетъ,

напотомъ болшъ не узнаетъ».

Хвалимъ же вси Христа и Творца нашего,

же намъ далъ южъ Матку неокрутно Его —

речъ святая и знаки

неомылны суть навѣки. Аминъ.

При томъ, съ повинности моеи духовнои, въ особѣ всеи церкви Всходнеи, молитвы святыи въ побожность и приняте ласкавое вашой кролевской милости, пана мнѣ милостивого, залецивши, цѣлымъ сердцемъ прагну, абы Богъ Всесилный вашу кролевскую милость зо всѣмъ пресвѣтлымъ сенатомъ и панствомъ въ долгофортунные лѣта благословилъ, и помножалъ панство, и справовалъ найлѣпшій рядъ. Не толко зъ добрыхъ планетъ, Меркуріусъ, Геркулесъ, Іовишовъ сынъ, але самъ Творца всѣхъ тыхъ, Іисусъ Христосъ, Сынъ правдивого Бога Отца зъ Духомъ пресвятымъ, за повабою и ублагословенемъ пренаймилоснѣйшои Венеры, Маріи Пречистои Богородици, Кролевои Небеснои, абы имя тое вашое кролевское милости, Владиславъ, на земли и на неби зъ годными Богу владнуло славою на вѣки, — того вѣрне спріяючи, и облюбеницу мѣти зъ Москвы зычу. Бо и въ томъ значное, дастъ Богъ, будетъ надъ вашою кролевскою милостью благословенство Его святое въ нынишнемъ и въ будущемъ вѣку. Аминъ.

                       _______________________

Другій нижшій стопень, абы не труднилъ невѣдомыхъ мыслій людскихъ, барзо вкоротце а правдиве ся обясняетъ. Фундаментъ непорядку костела Рымского тотъ естъ власне, ижъ, еще передъ Фліоренскимъ сенодомъ, а найбарзѣй по сенодъ, костелъ Рымскій, презъ папежовъ своихъ, одорвавшися самъ одинъ отъ братій своихъ чотырохъ патріарховъ Восточныхъ, благословенства порядного не маетъ. Абовѣмъ не мнѣйшій старшого благословити повиненъ, але старшій мнѣйшого. Гдыжъ якъ сынъ не можетъ родити собѣ отца, такъ меншій благословити старшого; але власне отецъ родитъ сына, и старшій благословитъ меншого. Наприкладъ: хочъ бы и найболшъ было діаконовъ, не могутъ посвятити собѣ презвитера, тылко повиненъ епископъ зъ діакона посвятити священника. А если бы гдѣ такъ трафилося, ижъ бы діакони посвятили собѣ священника, албо священники епископа, теды муситъ ся признати, ижъ то зъ дефекту якогось стало, и непорядокъ значный бы ся оказалъ. Ведлугъ науки святого апостола Павла, безъ всякого прекословія меншее отъ болшого благословляется. Обачмы жъ тутъ: въ костелъ Рымскомъ старшого повѣдаютъ быти папежа, а меншихъ одъ папежовъ посвященныхъ кардиналовъ, власне якъ одъ отца спложоныхъ сыновъ. И такъ естъ. Гды умретъ который кардиналъ, може отецъ папежъ на мѣстце его уродити сына и найболшей примножити; але гды умретъ отецъ ихъ папежъ (бо смертелны естесмо), не могутъ кардинали, сынами будучи, родити собѣ отца, то есть, мнѣйшими будучи одъ папежа, посвятити собѣ папежа; але посвящаютъ владзою меншою, якую маютъ. То меншого себе посвящаютъ, а не старшого, хочъ (справою люциперскою) мниманемъ старшимъ называютъ!

Одъ того теды тамъ часу, мовлю, отъ одерваняся одъ церкви правдивои Всходнеи, то есть, одъ зволоченясе хоботомъ люциперскимъ отъ найвышшого неба церковного, завше ваги несправедливости на-долъ, на-долъ, на-долъ, на-долъ, на-долъ, на-долъ, на-долъ[19] упадали, и ажъ до самого центрумъ пекелного упали. А такъ, поневажъ ся мѣра злости выполнила въ часи замѣронымъ, ото правдиве пришолъ страшный судъ Божій на роздѣлене благословенныхъ одъ проклятыхъ! Тылко еще за причиною Пречистои Богородици, Матки милосердя, надъ народомъ людскимъ срогости своеи Богъ Всемогучій фолгуетъ, и то взглядомъ посполства и убогихъ людей, которыхъ великое мнозство звлаща до Пречистои Богородици побожныхъ правдиве ся найдуетъ. Але панове и преложоные згола въ звѣровъ и птаховъ драпежныхъ ся перекинули и подобными стали, а праве южъ и надъ звѣровъ подданныхъ своихъ и убогихъ людей драпежатъ и надъ ними ся збыткуютъ. А тое вѣдати потреба, ижъ пыха и немилосердіе найбарзѣй готуютъ собѣ пекелныи вѣчныи муки. Ведлугъ выроку Духа Святого: «не прійде ко Мнѣ нога гордыня, и рука грѣшнича да не подвижитъ Мене», то есть: пышный и немилосердый не дознаетъ милости отъ Бога Всемогучого.

А если хто спытаетъ: «въ церкви Восточной що за порядокъ благословенства правого?» Одповѣдается: «гды патріарха, который въ часѣ замиронымъ и назначонымъ одъ Бога, предъ маестатъ Его святы презъ смерть поволаный будетъ, теды на его мѣстце посвящаютъ не владыкове, не метрополиты, ани ексархи патріаршіе, але сами патріархи, ровныи межи собою будучи братіа, въ столицахъ своихъ зособна мѣшкаючіи». За данемъ собѣ вѣдомости, зъѣхавшися, зешлому брату одправивши молитвы и учинивши памятку звыклую, обраного на его мѣстце два або три (для болшеи поваги и моци въ святости) прибывши, албо презъ молитвы едностайнымъ умысломъ, порядкомъ правдивымъ духовнымъ, о имени Іисусъ Христовомъ оного благословятъ и посвящаютъ, ведлугъ науки Евангелскои: «гдѣ два або три собрани во имя Мое, ту Азъ посредъ ихъ есмъ». О тожъ сродкуетъ и порядокъ веде духовный самъ Іисусъ Христосъ въ церкви правдивой Всходней, а не якій охмистръ, або умоцованый змышліоный и видомая голова.

Крыніцы[правіць]

  1. так в публикации — О. Л.
  2. возможно, все-таки следует читать „в монастыре мирском“, т.е. метафорой, но без оригинала трудно сказать — О. Л.
  3. так в публикации — О. Л.
  4. Ефес., гл.4, ст.5 — прим.публикаторов
  5. на поле: «юродство доброволное для Христа» — прим. публикаторов
  6. латин. «meam» — прим. публикаторов
  7. Иоан., гл.10, ст.16 — прим. публикаторов
  8. Иоан., гл.13 — прим. публикаторов
  9. На поле: «власть епископа Хребтовича Богуринского» — прим. публикаторов
  10. на поле: «владза патріаршая» — прим. публикаторов
  11. Матф., гл.18, ст.18: «глаголю вам: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси; и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех» — прим. публикаторов
  12. так! — прим. публикаторов
  13. лат. summatim — прим. публикаторов
  14. Лук., гл.8, ст.17: «несть бо тайно, еже не явлено будет» — прим. публикаторов
  15. так в публикации — О. Л.
  16. Деян., гл.10, ст.11-12 — прим. публикаторов
  17. на поле: «кафалицкой» — прим. публикаторов
  18. речь, видимо, ведется от имени Церкви — О. Л.
  19. так в подлиннике — прим. публикаторов